— Примерно за два месяца до смерти папы. Точно. Папалежал в больнице и там мы встретились с Севкой. Он навещал своего друга, тотчто-то сломал, руку или ногу. Неделю мы встречались совершенно случайно, апотом… Ты не должна меня осуждать, я была совершенно несчастна, папа опасноболен и не желал лечиться. Из любви к нам он мог бы постараться пожитьподольше, но папа всегда был эгоистом, не в обиду тебе будет сказано. И вот чтоиз этого вышло.

— Все сходится, — кивнула я, поразмышляв ещенемного . — Севка ищет наследство.

При слове «наследство» лицо Ритки вытянулось и приобрелострадальческое выражение.

— Что ты имеешь в виду? — с трудом справившись ссобой, спросила она.

— Не хотела тебе говорить, чтобы зря не расстраивать,но дядя Витя считает, будто папа мог оставить что-то около трехсот тысячбаксов. — Я намеренно уменьшила сумму, но у Ритки глаза все равнозагорелись нездоровым блеском. Под нашим окном стоит фонарь и в его свете ееглаза сияли как два сапфира, губы приоткрылись и дышала она часто-часто,словом, налицо все признаки волнения.

— Триста тысяч долларов? — все же уточнила онаперед тем, как лишиться чувств, и уж только после этого рухнула на подушку.Правда, обморок длился недолго, Ритка сначала открыла один глаз, потом второй ис робкой надеждой взглянула мне в лицо. — Ты шутишь? — спросила онажалобно.

— Если честно, дядя Витя назвал даже большую сумму.

— Нет, я с ума сойду, — простонала Ритка. —Такие деньги… А где они?

— Понятия не имею, — пожала я плечами. —Лично я сильно сомневаюсь, что они вообще существуют. Но кто-то мог вслед задядей Витей решить, что они есть.

— Подожди, — нахмурилась Ритка. — Так этотгад в папином кабинете наши деньги ищет?

— Думаю, не зря же он там ползает. Может надеетсяобнаружить тайник…

— А вдруг уже обнаружил? — Ритка вскочила спостели и бросилась к двери, я едва успела схватить ее за полу халата.

— Что ты собираешься делать? — спросила я сурово,но шепотом.

— Как что? Для начала обыскать этого мерзавца, несвистнул ли чего. А потом как следует допросить.

— Думаешь, у тебя получится?

— Еще как… да за триста тысяч баксов я могу… оченьмногое.

— Может, не стоит спешить? Вряд ли папа спрятал деньгив кабинете. Папа боялся конфискации, ты ведь знаешь, это его конек. Выходит,деньги там, где конфискацию не проводят.

— Боже мой, — хватаясь за сердце, зашепталаРитка, — я знаю, где они. Под яблоней. Точно. Папа собственными рукамипосадил яблоню. С какой стати ему сажать яблоню? К тому же она засохла. Папаеще очень сердился. Одевайся. Едем на дачу.

— Сейчас? — растерялась я.

— Конечно.

— А как же Севка?

— О, черт, как он некстати. Про яблоню он не знает,выходит до утра деньги в безопасности, а утром я найду способ избавиться отэтого типа. Навсегда.

— Вот что, — начала я со вздохом. — Этиденьги, лично у меня, вызывают сомнение. Давай не делать резких движений до техпор, пока не будем уверены в их существовании. Пусть Севка покопается в папиномстоле. Конечно, папу это бы возмутило, но особого вреда я в том не вижу.Присматривай за парнем, вдруг ему что-то известно о деньгах?

— Он будет искать деньги, а я за ним присматривать? Икогда он их найдет…

Я начну присматривать прямо сейчас. — Ритка кинулась кдвери, правда, на цыпочках, но вдруг вернулась, заключила меня в жаркие объятияи расцеловала. — Маня, я этого не забуду. Ты настоящий друг. Можешь наменя рассчитывать. Ты никогда не жмотничала и то, что ты не стала скрывать отменя наши общие ценности…

— Мы еще ничего не нашли, — напомнила я, пытаясьослабить хватку Риткиных рук.

— Неважно, — замотала она головой. — Дажеесли мы ничего не найдем… я все равно тебе благодарна. Приятно сознавать, чторядом есть родственная душа. А этот мерзавец… — Ритка пригрозила кулаком впустоту. Совершенно неожиданно мне стало жаль Севку.

— Возможно, он просто не хотел раньше времени вселять втебя надежду. А если бы что-то нашел, то непременно бы поделился.

— Как же, поделится, — хмыкнула Ритка, —никому верить нельзя. Ты, естественно, не в счет. Ладно, резких движений неделаю, но глаз с него не спущу. Не беспокойся, пока это зависит от меня, нашиденежки в абсолютной безопасности.

Я согласно кивнула, а Ритка покинула комнату. Я некотороевремя лежала с открытыми глазами, прислушиваясь, но в доме царила тишина. Япредставила, как Севка ползает по папиному кабинету, а Ритка наблюдает за ним вщель, усмехнулась и свернулась калачиком. Все заняты делом, это хорошо, этоправильно.

Ритка разбудила меня в восемь утра. Мало того, что я планироваласпать до девяти, вызывал удивление тот факт, что сама Ритка, большаялюбительница поспать, вскочила в такую рань.

— Маня, он уехал, — с ужасом сообщила она.

— Кто?

— Севка. Только что.

— Вы поссорились?

— Нет. Ты же сама сказала: без резких движений.

— Ну так в чем проблема?

— Маня, он сказал, что едет по делам. А какие-такиедела у этого придурка?

Сроду у него не было никаких дел. Вдруг он что-то нашел итеперь прямой наводкой двигает к нашим денежкам?

— Та-ак, — с тяжким вздохом заметила я, —кажется, у нас началась золотая лихорадка… — И очень пожалела, что вчерарассказала Ритке о предполагаемом наследстве. Теперь спокойной жизни нежди. — Он ведь и раньше уезжал, — резонно заметила я, на что Риткаответила не менее резонно:

— Да, но тогда это не выглядело подозрительно. Маня, яхочу съездить на дачу, взглянуть на яблоню. Мне сегодня снились крупные купюры,я не помню, это к хорошему или плохому?

— Давай съездим, — пожала я плечами, — толькоради Бога, не увлекайся. Если честно, я не верю, что папа нам что-то оставил,то есть если бы он оставил, то сказал нам об этом.

— Он скончался неожиданно для нас… и для себя. Когда онуезжал немного развеяться, то умирать совершенно не собирался, это же очевидно.А потом он не имел возможности сообщить. Папа не доверял телефонам. Ты меняслышишь?

— Конечно.