Тут я вспомнила, как Костя сказал по телефону что-то вроде«ты должен это видеть», и Стас помчался к нему. Точно, они и свистнули. Можетпозвонить Стасу и потребовать эту ценность назад?

При мысли о звонке я скривилась, совершенно нет никакогожелания общаться с этим типом. Однако, Севку было жалко, вдруг вещьдействительно ценная?

Пока я решала, что делать, вернулась Ритка. Выглядела онасовершенно измученной и попыталась рассказать об эпопее с ментами, но Севка всеиспортил, он выскочил из комнаты и заорал:

— Ты брала мою машину?

— На кой черт она мне? — в сердцах ответила Ритка.

— У него ценную вещь свистнули, — сообщила ядоверительно.

— Интересно, какую? — усмехнулась она. —Насколько мне известно, у него лишь одна вещь, представляющая ценность, и товесьма сомнительную, особенно в последнее время.

— О, Господи, — закатил глаза Севка. — Ктопро что, а тебе лишь бы…

— Точно, я и не отрицаю. В моем возрасте этонеобходимая составляющая здорового образа жизни. Я тебе журнал показывала, тамтак и написано…

— Тебе очень нужно обсуждать это сейчас? —взмолился Севка.

— Ты сам заговорил об этом.

— У меня в машине была вещь. Для вас она непредставляет ценности, а для меня представляет.

— Очень интересно, — хмыкнула Ритка, — что жэто за вещь такая?

— Не имеет значения, — отрезал Севка. — Яхочу знать, кто-нибудь из вас…

— Постой, — перебила Ритка, — сдается мне, тытут нам вкручиваешь. Вещь большая или величиной с булавочную головку?

— Примерно полкило, — быстро ответил Севка.

— И где эти полкило лежали? Ты ж поехал тачку мыть именя с собой взял. Так?

— Ну… — темнея лицом, согласился Севка.

— Салон мыли, так? Никаких вещей там не было, толькосумка моя, но она не в счет. Ты попросил в багажнике пропылесосить, так?

— Так, — голос Севки звучал еле слышно.

— Твоя ценность там была?

— Нет.

— Хорошо. Мы вдвоем вернулись в гараж, тачку заперли,ключи от машины у тебя. Так где ты оставил свою вещь?

Севка попытался что-то сказать, пошевелил губами, резкоразвернулся и исчез в своей комнате.

— Лишь бы к чему придраться, — глядя ему вслед,заметила Ритка. — Ценная вещь… лотерейный билет прошлогоднего тиража. Врет,как сивый мерин.

— Может, правда что лежало? — вступилась я заСевку.

— Куда ж тогда делось? Говорю, тачку мыли вместе иникаких «полкило» я там не помню. Слушай, а что можно в килограммах мерить?Ведь не деньги же?

— Нет. Деньги измеряют пачками, — продемонстрировалая эрудицию.

— Сумасшедший дом, — помолчав немного,прокомментировала происходящее Ритка и тоже удалилась, а я задумалась. ЕслиРитка так уверена, может в машине действительно ничего не было и Стас кворовству не причастен?

Я прикидывала и так, и эдак, но ни к какому выводу непришла. Мысль о Стасе незаметно меня покинула и явилась мысль о недавнихгостях, а от них плавно перешла к паспорту. Славка до сих пор не позвонил и несообщил, что там с моим многострадальным документом. Опять же, не бы худо емузнать об этих типах, я имею ввиду сегодняшних гостей, и как-то определиться счистосердечным признанием.

Я скоренько собралась и поехала к Славке, но дома его неоказалось, сколько я не давила на кнопку звонка, все бестолку. В крайней досадея чертыхнулась, хотела оставить ему записку, но не нашлось клочка бумаги , аобращаться к соседям не хотелось. Я вернулась в машину, где и застал менязвонок на мобильный.

— Маня? — медовым голосом поинтересовалсяСеврюгин, лучший друг моего покойного отца, если верить его словам. — Каку вас со временем? Не могли бы мы съездить на кладбище? Сейчас?

Такая тоска по усопшему вызывала уважение и я решила пойтичеловеку навстречу.

— Хорошо. Где встретимся?

— Знаете ресторан «Шансон», это на Гвардейской. Жду васс нетерпением.

Геннадий Петрович отключился, а я пожала плечами внедоумении, если мы собирались на кладбище, зачем нам в ресторан? Или он хочетпомянуть папу? Решив не ломать голову, я позвонила Ритке.

— Папин друг по фамилии Севрюгин жаждет поехать на кладбище,навестить могилу.

— Ты с ним поедешь?

— Конечно.

— Тогда может и мне? Если честно, я скучаю без папы,хотелось бы убедиться, что он где-то есть, ну, ты понимаешь… — Если честно, тоне очень-то я понимала, но возражать не стала.

Мы договорились встретиться возле ресторана и я отправиласьна Гвардейскую, по дороге размышляя о словах Ритки, и в самом деле вдруг началачто-то понимать.

Еще сворачивая с проспекта, я заметила машину мачехи,приткнувшуюся рядом с навороченным «Мерседесом», возле которого стоял бритыйдетина и так зорко поглядывал по сторонам, что появлялась желание проскочитьмимо, забыв про ресторан. Однако, от этой мысли пришлось отказаться, Риткавыбралась из своего «БМВ» и я затормозила.

— Где они? — спросила Ритка, подходя ближе.

— Наверное, в ресторане, — ответила я, и мы пошлив ресторан.

Стоило нам оказаться в небольшом холле, как откуда-то сбокувыпорхнул молодой человек и спросил с поклоном:

— Вы Мария Анатольевна?

— Она, — ткнула в меня пальцем Ритка, потому чтообращался он к ней.

— Прошу вас сюда.

Мы свернули в коридор, который закончился дверью, молодойчеловек распахнул ее и мы вошли в маленький зальчик, в котором стояли тристола. За одним сидели двое мужчин, один высокий и худой, второй здоровяк сшироким лицом и туманным взглядом.

— Здрасьте, — неуверенно начала я. — Я —Маня, вы, то есть кто-то из вас, мне звонил, — добавила я, прикидывая, укого из этих типов я сидела на коленях.

— А я Геннадий Петрович, — густым басом сообщилздоровяк. Если честно, я растерялась, его внешность совершенно несоответствовала образу папиного друга, который у меня успел сложиться послетелефонного разговора с ним, да и голос был попросту не его.