Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я начала плакать.
Доктор Ларсен и медсестра стояли тут же со слезами на глазах. Они попытались меня утешить, но им пришлось переключиться на полицейских. Решено было перенести тело вниз, чтобы погрузить в машину и отвезти к местному коронеру для вскрытия. Также договорились о том, кто позвонит родителям Эмили и сообщит им ужасную новость.
Когда все вышли из спальни, я уселась в одиночестве на кровать соседки и подобрала ее трубочку для кормления, которую вынули, пытаясь вернуть Эмили к жизни.
Я задавалась вопросом, как она отнеслась бы к случившемуся, и поняла: она бы гордилась. Смерть словно стала окончательным подтверждением того, что Эмили взяла главный приз. Видимо, самая крутая анорексичка – мертвая анорексичка.
Глава 24
Десять лет назад я выехала из дома в лос-анджелесском районе Фэрфакс и с тех пор больше там не бывала. После развода Джей при финансовой поддержке родителей выкупил у меня мою долю, потому что любил этот дом и не хотел его покидать. А я, в свою очередь, не могла дождаться, когда получу деньги и сбегу от связанных с этим местом болезненных воспоминаний.
После мы с Джеем не общались, но несколько лет назад я слышала от общих коллег, что он снова женился и обзавелся парой ребятишек. Тогда известие меня подкосило. Тяжело было думать, что я оказалась слишком больна, чтобы пуститься с Джеем в такое путешествие.
Позвонив в дверной звонок, я слышу внутри дома детский плач, который застает меня врасплох, пусть я и знаю, что Джей теперь папа. Сразу возникает искушение сбежать. Однако, будь у меня хотя бы плохонькая альтернатива, я бы сюда не пришла.
Джей специализировался на лечении химических зависимостей, в точности как моя мама. Когда мы вместе проходили аспирантуру, он сделал на курсе психофармакологии доклад на основе глубокого исследования, посвященного передозировкам опиоидов. Он больше любого другого знает о «ТриКФарме» и семье Каделлов, а мне, прежде чем ехать в Нью-Йорк, нужно как можно яснее понять, что меня там ждет.
Джей открывает дверь. На руках у него плачущий мальчуган лет двух, его ногу обхватила девочка, которой на вид около пяти.
– Э-э… привет, – говорит мой бывший муж. На лице у него написано потрясение оттого, что я к нему явилась.
– Прости, что свалилась как снег на голову, – извиняюсь я, – но дело срочное.
Карапуз у него на руках ревет громче.
– Подождешь минутку? Барбара поехала в центр… – Он запинается, сообразив, что мне неизвестно, кто такая Барбара. – Я один с детьми.
Я не знаю, какой тут может быть ответ, кроме слов:
– Тебе помочь?
– Не надо, просто погоди секундочку.
Он сажает карапуза в коляску и, волоча на ноге девочку, перемещается в нашу бывшую гостиную, где включает на встроенном телевизоре, которого в мое время не было, мультик про свинку Пеппу. Та, похоже, обладает некими волшебными свойствами, потому что дети тут же умолкают и замирают перед экраном. Джей возвращается к входной двери.
– В чем дело? – спрашивает он меня.
Я все ему рассказываю. В отличие от тех, кого я уже ввела в курс дела, – Эдди, Перл и других участниц группы поддержки – Джей вовсе не выглядит шокированным. Его не потрясает даже возможность, что моя мама, вероятно, жива.
– Непохоже, чтобы ты удивился, – замечаю я.
– «ТриКФарма», по сути, криминальный синдикат, так что я и правда не удивлен. Если твоя мама попала в поле зрения Каделлов, я понимаю, почему ей пришлось исчезнуть: просто чтобы не подвергать опасности тебя и твоего отца. Конечно, инсценировать смерть – несколько… слишком радикально, но случается и такое.
Перл тоже намекала на нечто подобное: мол, если мама сбежала, то исключительно ради нас.
– Но так ли было в девяностые? – спрашиваю я.
– Каделлы начали работу над усовершенствованием своих препаратов еще в семидесятые, однако пара десятилетий ушла на то, чтобы добиться влияния в Управлении по надзору за продуктами и медикаментами, а также подкупить тамошних чиновников. Только после этого их лекарства пошли в массы. Первая волна передозировок рецептурными средствами приходится именно на девяностые.
Я киваю, переваривая информацию.
– Единственной целью Каделлов были деньги. Каждому, кто оказывался на пути братьев, грозила опасность. А с годами они только становились все более безжалостными и опасными. Они проникают в правительство на самом высоком уровне и платят сенаторам и губернаторам, чтобы те не замечали делишек компании.
О боже, неужели такое и правда бывает?
– Но как? – спрашиваю я.
– При помощи пожертвований на предвыборные кампании. А еще они запугивают свидетелей, чтобы никто не решался разоблачать их в Конгрессе. Пару месяцев назад, когда федералы выдвинули обвинения против братьев Каделлов, Уильяма-младшего и Квентина, один мой коллега давал показания против них. Так теперь он ездит на работу в бронежилете, причем каждый раз по новому маршруту, чтобы его не перехватили.
Вероятно, Кристина именно поэтому велела мне держаться подальше от ФБР и полиции. Если Каделлы нашли способ внедриться в правительство, в органах правопорядка у них, скорее всего, тоже свои люди. Похоже, детектив, который явился вчера ко мне на работу с вопросами о Кристине, как раз из их числа. Я чувствую, как у меня сжимается желудок.
Потом вспоминаю сообщение Кристины о том, что ее подставили, обвинив в убийстве матери. Вдобавок, по словам Эдди, Пол упоминал, что Кристинина мать была представителем «ТриКФармы» задолго до того, как вышла за будущего отца девушки, Уильяма Каделла-младшего.
– Ты что-нибудь знаешь о торговых представителях «ТриКФармы»? – спрашиваю я Джея.
Он кивает.
– Каделлы вводили их в заблуждение, утверждали, что они продают препараты, способные вернуть к нормальной жизни людей с хроническими болями, но не упоминали о зависимости, которая запросто может возникнуть от таких пилюль. Еще они соблазняли представителей всякими вечеринками и деньгами. Чем выше продажи, тем больше бонусов.
Может, мама Кристины узнала все это, когда вышла за Уильяма Каделла-младшего, и преступники от фармакологии испугались, как бы она не заговорила?
– Взятками и ложью они завербовали нескольких врачей, – продолжает Джей. – А когда пациенты подсели на препараты от «ТриКФармы» и стали умолять, чтобы им выписывали побольше, кое-кто из докторов повел себя совсем уж неэтично. Некоторые даже требовали от пациенток сексуальных услуг в обмен на рецепты. Конечно, были и добросовестные