с папой, я вернулась к себе в комнату. Доктор Ларсен была там, сидела на кровати Эмили.

– Как поговорили? – поинтересовалась она.

– Вроде бы хорошо.

– Хочу, чтобы ты знала: я очень рада, что ты у нас лечишься, – заверила она меня.

С ее стороны было невероятно великодушно сказать такое, учитывая, как ужасно я себя с ней вела, и меня слова психотерапевта удивили.

– Почему вы так говорите? – спросила я у нее. – Я не слишком-то хороший и приятный человек, особенно с вами.

– По-моему, ты хороший человек, которому пришлось многое пережить, – возразила доктор Ларсен.

– Спасибо, – неуверенно пробормотала я.

– А еще мне кажется, что мир становится лучше оттого, что в нем есть ты. Может, пока ты в это не веришь из-за вранья, которое внушает тебе РПП, но однажды поверишь, я знаю.

Я скользнула в постель, натянула на тело тонкую простыню и спросила:

– Можете вернуть мне одеяло?

– Пока нет, – покачала головой доктор Ларсен, – но не потому, что я тебе не доверяю. Я не доверяю РПП. Пока что придется защищать тебя от него.

– Ладно.

В этот раз я не разозлилась на нее, как раньше. Что-то изменилось. Если я хочу жить, мне нужна помощь. И впервые с тех пор, как я оказалась в «Новых горизонтах», действия доктора Ларсен принесли мне облегчение.

Глава 26

Я звоню Эдди, прежде чем вечером заехать попрощаться с ним и с Сарой, но не могу не думать, безопасно ли вообще появляться у них дома. Эдди сообщает, что Пол приставил к нему коллегу для охраны.

Проходя мимо агента в форме, я слабо улыбаюсь ему, а потом стучу в дверь. Хотя во всем происходящем нет моей вины, ничего не могу с собой поделать: мне стыдно, что из-за меня они с Сарой втянуты в такие неприятности. Хорошо хоть, их охраняют.

– Привет, – говорит Эдди, открывая мне дверь. – Я тебе оставил лосося с рисом на ужин.

– Я уже поела, – лгу я.

Большинство людей неважно себя чувствуют, если они голодны и в течение долгого времени не имеют возможности поесть. Но у тех, кто страдает или страдал РПП, правила другие. Тут-то и кроется одна из множества опасностей этого заболевания.

Такое положение вещей наконец обрело для меня смысл, когда несколько лет назад ученые обнаружили связанные с анорексией генетические маркеры. Один из них имеет отношение к тому, какое участие в метаболизме человека принимает жир. Выяснилось, что у тех из нас, кто склонен к анорексии, обмен веществ идет иначе. Поэтому это заболевание считается теперь метаболическим и психическим расстройством.

Пусть мне было тяжело увидеть Джея с его детишками в доме, который когда-то был и моим тоже, пусть я получила подтверждение, что Эдди и Саре опасно находиться в моем обществе, я все равно чувствовала приятное возбуждение, покидая жилище Джея. Оно возникло именно потому, что я не ела весь день. Такого со мной не случалось почти десять лет, со времен сорвавшейся беременности, и это чувство помогло мне притупить грусть.

– Думаешь, тебе не опасно ехать в Нью-Йорк? – спрашивает меня Эдди. Вид у него озабоченный.

– Я буду в городе с населением в девять миллионов и камерами видеонаблюдения на каждом углу, – говорю я, стараясь его приободрить.

Мы не заводим настоящего разговора, который пришлось бы начать с того, что хороших вариантов у меня просто нет. Если я останусь в Лос-Анджелесе, это подвергнет опасности нас всех, но и отправляться в Нью-Йорк, скорее всего, тоже рискованно. Есть и более серьезная проблема: можно ли вообще как-то разрешить всю эту ситуацию? И если да, то когда? И что это будет означать для каждого из нас троих?

Вместо прямого обсуждения мы ходим вокруг да около, как часто поступают люди, желая избежать неприятных истин.

В гостиной появляется одетая в пижаму Сара.

– Я почистила зубы, – говорит она, – и могу идти в кроватку. Уложишь меня?

– Конечно, – говорит Эдди.

– Нет, я имела в виду Лиму, – заявляет девочка.

Обычно, когда она ко мне ластится, Эдди расцветает улыбкой, но сегодня этого не происходит. Его лицо остается озабоченным.

– А хочешь, мы уложим тебя вместе? – предлагаю я.

Сара кивает:

– Хорошо.

Мы втроем идем по коридору в детскую. Сара ложится в постель, мы садимся рядом. Девочка просит меня почитать вслух книжку Шела Силверстайна «Где кончается тротуар» – эти стихи читает ей на ночь Эдди.

Я открываю книгу там, где они остановились в прошлый раз, и читаю стихотворение «Умник» про мальчика, которому отец дал бумажный доллар, а мальчик менял его на мелочь, пока не остался с пятью монетками по одному центу, причем был очень горд собой, потому что думал, будто теперь у него больше денег, ведь пять больше одного, а папа сперва дал ему один-единственный доллар.

– Но ведь пять центов меньше доллара, – говорит Сара, поворачиваясь к Эдди, – разве его папа будет им гордиться?

– Будет, потому что это его ребенок, – объясняет Эдди и целует дочку в лоб.

– Люблю тебя, – говорит она.

– Люблю тебя еще больше, – отзывается Эдди.

– Я тоже тебя люблю, – выпаливаю я.

Эдди удивленно смотрит на меня. Я впервые сказала Саре эти слова, хотя в глубине души у меня давно живет любовь. Сейчас я произношу их, поскольку не знаю, что принесет завтрашний день, зато знаю, что моя мама не позволила бы мне сомневаться в силе ее любви.

В последний раз она сказала, что любит меня, в обычное утро обычного учебного дня. Но когда я пришла в кухню завтракать, мамы там не оказалось, хотя, как правило, именно она приветствовала меня там, держа в руках чашку кофе. Вместо нее в кухне был папа.

– А мама где? – спросила я.

– Ей нездоровится, – ответил он. – Сегодня в школу тебя отвезу я.

Обычно меня подбрасывала туда мама по дороге на работу.

– Что случилось?

– У нее живот болит.

После еды я пошла в родительскую спальню, чтобы попрощаться с мамой, и услышала, как ее рвет в туалете.

– Ты заболела, мама? – спросила я, остановившись перед дверью в туалет.

– Ничего страшного, – отозвалась она, – просто расстройство желудка.

– Я хотела попрощаться, а то папа сейчас меня в школу повезет.

– Минуточку, – сказала мама.

Я села на родительскую кровать и стала ждать. Мамы долго не было, и я заволновалась, что, может быть, ей куда хуже, чем дал мне понять папа. Когда она наконец появилась, то казалась тенью самой себя: лицо серое, ладони прижаты к животу.

– Может, мне не ходить в школу? – предложила я. – Думаю, кто-нибудь должен остаться дома на тот