class="p1">…Франческо быстро шел по горной тропинке. Кусты шиповника, барбариса, жимолости, заросли терновника и ветви старого плюща покрывали склон горы по обе стороны тропинки, но Франческо знал, что дальше они расступятся, и за лугом, за Кривой речкой, среди низких корявых сосен он найдет заброшенную лачугу, – именно к ней он шел.

Природа была великолепна: она проснулась после зимы и торопливо готовилась к лету. На горных вершинах еще сверкал снег, но уже звонко пели птицы и с густым жужжанием пролетел шмель. Франческо остановился и в то же мгновенье в лесу запел соловей, – первый соловей в этом году. Франческо прислушался, и вновь раздалась соловьиная трель, – сначала короткая, а потом длинная, раскатистая, переливающаяся. Ему стало хорошо, он вдохнул полной грудью и прочел стихи:

Зеленой весною, тропинкой лесной,

Густою зеленою чащей

Иду я, и птицы свистят надо мной

Свой старый, свой новый, до муки родной

Напев, мне душу щемящий.

Ах, пой же, мой славный дружок соловей!

Все птахи в лесу присмирели.

Смолк говор, смолк шорох, смолк шепот ветвей —

Все внемлет божественной песне твоей,

Твоей торжествующей трели.

А я иду далеко-далеко,

То горной тропой, то долиной.

И легок мой путь, и сердцу легко,

Когда парит широко, высоко

Ликующий свист соловьиный.

…Франческо добрался вовремя: сумерки сгустились и наступила ночь, – еще немного, и он мог бы заблудиться в темноте. Он отворил висевшую на одной петле дверь хижины, бросил на землю плащ и улегся на него. Ночь была тихой и теплой; вначале Франческо лежал неподвижно, ни о чем не думая, с наслаждением вдыхая воздух, наполненный свежими запахами ранних трав. Потом он обратился мыслями к Богу, к сотворенному Богом земному миру и тому миру, который вечен. Непонятно почему, эти мысли в этот раз не принесли Франческо радости и как-то незаметно перешли в воспоминания последних лет: он вспомнил плен у перуджинцев, службу у рыцаря Гвалтьеро, опостылевшую торговлю в отцовской лавке, но, главное, так внезапно и странно прервавшиеся отношения с мадонной Лией.

Франческо застонал, ему сделалось неудобно лежать на земле; он зашевелился, чтобы лечь получше, и тут до него донеслись какие-то звуки из ночной тьмы. Франческо привстал и прислушался; волей-неволей он вспомнил все те страшные истории, которые рассказывали о ночных существах. Демоны и когорта дьяволов выходили на землю по ночам; лесные духи и тролли, приспешники Люцифера, изгнанные вместе с ним из рая, также любили ночь и совершали под ее покровом свои злые проделки; кроме того, в горах и лесах жили жуткие создания с лицом женщины, телом свиньи и ногами лошади, – не говоря уже о коварных оборотнях, человеках-волках и человеках-медведях. А когда в бурную ночь проносился ураган, это был след Дикого Охотника, мчавшегося со сворой лающих псов по лесам, горам и долинам. Он был ужасным бестелесным призраком и убивал все на своем пути.

Франческо стало страшно. Он уже пожалел, что ушел из города; выйдя из своего ненадежного убежища, Франческо закутался в плащ и тревожно вглядывался в кромешную тьму.

И здесь случилось чудо – на восточном склоне горы ударил колокол. Там стояла маленькая церковь святого Дамиана, полуразрушенная и редко посещаемая. Кому понадобилось звонить в колокол ночью, кто был этот неведомый звонарь, Франческо не знал, но колокольный звон рассеял его страхи и вернул к мыслям о вечности, к мыслям о Боге. Франческо рассмеялся: что были все демоны, оборотни и вампиры, что была нечистая сила во главе с Сатаной по сравнению с всемогущим Богом и божьим миром. В небесах сияли звезды: их свет был лучезарной улыбкой Господа, доброй и милостивой. Все низкое, уродливое терялось перед ней и растворялось во тьме: чего же было бояться тому, кто сам желал стать светильником Божьим?

– Да, так, – сказал себе Франческо. – Я выбрал свой путь и не сверну с него.

Он вернулся в хижину, подстелил плащ, лег на него, накрылся его полами и заснул.

* * *

Утром Франческо пошел к дамиановской церкви. Дверь церкви была открыта настежь. Никаких следов присутствия людей не было, напротив, всюду царило запустение: крыша прохудилась, пол был засыпан прошлогодними листьями, в углах висела паутина. Кто мог ночью забраться по шаткой лестнице на колокольню и ударить в колокол, так и осталось загадкой.

Опустившись на колени перед потрескавшимся распятьем в алтаре, Франческо принялся молиться. Он молился долго, – и час, и другой, и третий он клал усердные поклоны. Обессилев, он упал на пол и сквозь пелену в глазах смотрел на распятье. Вдруг ему показалось, что черты Господа оживают, губы шевелятся, и голос возглашает:

– Франческо, почини дом мой. Ты видишь – он почти разрушен.

Франческо вздрогнул всем телом. Он еще раз взглянул на Господа, но черты господние приобрели неподвижность. Между тем, голос Иисуса все так же звучал в ушах Франческо: «Почини дом мой…». Франческо поднялся с колен и задумался. Ремонт церкви стоил дорого: тех денег, что Франческо накопил, помогая отцу в конторе, явно не хватило бы. «А если…» – подумалось ему, и он сам испугался этой мысли. «Но как еще…» – подумал он в следующее мгновение и решился. «Будь, что будет, но я добуду деньги», – он вышел из церкви и побежал в Ассизи.

В конторе отца копошились приказчики, Анджело покрикивал на них.

– Мне нужно двадцать золотых сольдо, – сказал Франческо, приняв деловитый вид.

– Ого! – отозвался Анджело. – Зачем тебе столько?

– Есть выгодная партия сукна, ее продают по соседству, в Фолиньо. Нельзя упустить такую возможность; отец будет недоволен, если мы опоздаем с этой сделкой, – объяснил Франческо, стараясь говорить как можно убедительнее.

– Но у меня нет ключа от ларца с деньгами. Отец мне не доверяет, – криво улыбнулся Анджело.

– Зато мне он доверяет, – ответил Франческо, а на его лице промелькнуло странное выражение. – Вот ключ, – он достал из-за воротника цепочку. – Сейчас я открою ларец.

– Открывай, – пожал плечами Анджело. – Отцовский любимчик, – прошептал он себе под нос.

…Прижав к груди мешочек с золотыми монетами, Франческо помчался к священнику – преподобному отцу Фредерико. Церковный приход отца Фредерико охватывал восточные окрестности Ассизи: таким образом, церковь святого Дамиана находилась в его ведении.

Отец Фредерико мирно закусывал после заутрени.

– А, Франческо! – воскликнул он. – Что ты так рано? Ты, видно, тоже был на утренней службе, молился в своей церкви? Это похвально. В городе о тебе ходят разные