на то, что без меня ему некому помочь, некому поддержать его в старости, некому продолжить его дело, – говорил Франческо. – Мой младший брат Анджело имеет склонность к торговым делам и не помышляет о других занятиях. Он будет помощником отцу, – он уже сейчас ему помогает, – а в будущем, если на то будет отцовская воля, станет преемником всего нашего дела.

– Сравнил карася со щукой, – сказал Пьетро.

– Дай ему досказать. Тебя мы слушали, не перебивая, – укоризненно заметил епископ.

– Ты еще упрекнул меня за то, что я говорю так, будто ты уже умер, – повернулся Франческо к отцу. – Прости, но ты действительно умер для меня, отныне я принадлежу Отцу Небесному. Иисус призывал: «Оставь отца своего и мать свою, и ступай за Мною, если хочешь служить Мне». Я поступаю по Его приказу. Это не сумасбродство и не гордыня, я всегда стремился к Богу всем сердцем, а теперь жить по-другому просто не могу. Отныне я иду за Иисусом; я не сверну с этого пути.

– Неблагодарный! – воскликнул Пьетро, задыхаясь и разрывая себе воротник. – Я лишу тебя наследства, я отниму у тебя все, что дал! Я продам твоего коня, твоего Сарацина, – нет, лучше я подарю его Анджело! Я все отберу у тебя, все!

– Правильно! Пусть Франческо останется голым, если бросает своего отца! Пусть останется голым, пусть попробует! – закричали в зале.

– Тише, тише! – епископ снова постучал по полу. – Ты закончил? – спросил он Франческо.

– Да, ваше преосвященство, – ответил Франческо, вздрагивая, как от холода, но прямо и ясно глядя в глаза епископа. – Я сказал все как есть: как я понимаю и чувствую.

Епископ задумался, народ в зале напряженно ждал его решения.

– Из того, что я здесь услышал, я решил следующее, – громко и отчетливо проговорил епископ. – Ты, мессир Пьетро, не имеешь права мешать сыну следовать по пути, назначенному Господом, посему отступись от своих намерений. А ты, Франческо, если и вправду хочешь следовать за Господом, откажись от всего земного. Такова Божья заповедь.

– Верно! Очень хорошо! – раздались возгласы в зале. – Пусть от всего откажется! Пусть останется голым! Вот, вот, пусть останется голым!

– Вы хотите, чтобы я остался голым? – сверкнув глазами, воскликнул Франческо. – Что же, смотрите, – и он стал срывать с себя одежду.

– Не надо! – крикнула синьора Фульгенция, сидевшая на первой скамьях. Она была старой девой, известной в Ассизи своей застенчивостью, равно как и необыкновенным целомудрием.

Франческо снял верхнюю одежду и остался в одних штанах.

– Боже святой, не надо! – в ужасе вскричала синьора Фульгенция, закатывая глаза.

Франческо снял штаны и остался совершенно нагим.

– Возьми это, – сказал он, бросая одежду потрясенному Пьетро. – Я отказываюсь от всего, что ты мне дал. Теперь я полностью принадлежу Богу.

Зал замер. В тишине раздался стук упавшего тела: синьора Фульгенция, не выдержав такого зрелища, свалилась в обморок. Тогда толпа закричала, захохотала, а молодежь захлопала в ладоши.

Епископ встал с кресла, подошел к Франческо, прикрыл его наготу своей мантией и сказал:

– Ну, вот, ты нищим вступаешь в служение Господу. Тебе будет непросто, но я буду молиться, чтобы Он помог тебе.

Пьетро стоял, как оглушенный. До последнего момента он верил, что ему удастся вернуть Франческо, и вот теперь все пропало!

Госпожа бедность

Франческо поселился у Кривой речки, в хижине, где ему открылась истина, однако он не ожидал, что скоро найдет себе собратьев, также желающих жить в уединении и бедности. Одним из них был разорившийся купец Сабатино, который после потери всего своего состояния подумывал о самоубийстве, но узнав об уходе Франческо от мира, предпочел завязать веревку не на шее, а на поясе, – сделаться отшельником. «Терять мне нечего, и уж коли бедность сама пришла ко мне, то лучше принять ее, чем звать смерть, от которой все равно не уйти. Повеситься-то я всегда успею», – решил Сабатино и присоединился к Франческо.

Третьим их братом стал рыцарь по имени Филиппо, вернувшийся из Крестового похода. Поскольку поход был неудачным, рыцарю по возвращении домой пришлось продать последнее имущество для того чтобы рассчитаться с долгами. Хуже всего, что пришлось отдать кредиторам родовой замок, построенный еще при Карле Великом. Ничего, что замок обветшал, и главная башня его обрушилась, – он был семейной гордостью, он был славой семьи. Продав его вместе с могилами предков, Филиппо почувствовал себя предателем, недостойным носить семейное имя. Вначале он хотел постричься в монахи, но монастыри были переполнены: в это нелегкое время отбоя не было от лишившихся средств к жизни. Тот, кто не мог внести хотя бы малую лепту в монастырскую казну, был для монастыря обузой, а рыцарь, к тому же, ничего не умел делать: он ничего не знал, кроме военного искусства, и ничем не мог быть полезен монахам.

У Филиппо оставалось три пути: стать бродягой, стать разбойником, или умереть. Первый путь запрещала рыцарская честь; второй был возможен, так как многие рыцари теперь занимались разбоем, но в душе Филиппо сильны были заповеди, запрещавшие разбой. Третий путь, то есть смерть, был ужасно обидным; одно дело – принять смерь в праведном бою, другое дело – умереть под забором, как бездомный пес. Тем не менее, бедный рыцарь был уже близок к смерти, когда услыхал про Франческо. Возблагодарив Господа за то, что он отверз ему очи, Филиппо пришел к Франческо и был принят в братство отшельников.

Судьбы купца и рыцаря не особенно удивили Франческо, но вот судьба еще одного брата была поразительной. Им был молодой юрист Паоло, блестяще окончивший Болонский университет и удачно начавший свою карьеру. Вообще, юристы, подвизавшиеся в Умбрии, по большой части в Перудже, не отличались глубокими знаниями юриспруденции. Ремесло юриста передавалось по наследству точно так же, как любое другое ремесло, и держалось на опыте, а не на знаниях. Глава юридической гильдии в Перуджи не знал даже основ права, не имел представления о римских, франкских, каролингских и прочих кодексах; плохо разбирался он и в современных законах. Судебные дела он вел, исходя из незыблемого принципа выгоды: кто получал наибольшую выгоду от данного дела, тот и был прав. Если обе стороны получали одинаковую выгоду в случае выигрыша дела той или иной стороной, юрист обращался к мнению властей и почтенных горожан. В чью пользу они высказывались, тот и добивался успеха.

При таком подходе люди бедные и незнатные не могли найти правду в суде, но ведь суд существует не для того, чтобы искать в нем правду, – суд существует для поддержания установленного порядка. Поскольку этот