в Москве, я с утра поехал, встретил его и говорю: «Господин N, я думал о вашей фразе и хочу написать статью. Могу ли я сообщить об этом читателю?» Он говорит: «Да, господин Ремчуков! Я вас очень прошу это сделать! Единственная просьба — не называть моего имени по политическим соображениям, чтобы у меня не было проблем, но я хочу, чтобы ваша страна, ваша элита, политики, и бизнесмены знали, что на самом деле происходит. Вы покупаете билет. Цену диктуем мы. Все!» Именно поэтому я доношу этот мессэдж до всех, в том числе и на вашей радиостанции, так как он очень показателен. Потом я выступал на конференции, по-моему, журнала «Эксперт» в гостинице «Марриот», и там был представитель ЕС в Москве Ричард Райт. Я упомянул этот факт, он ко мне потом подошел и говорит: «Да, господин Ремчуков, все правильно!» И показывает мне, почему цены в России должны быть в три раза выше, такими, как, скажем, в Австрии, Германии, или во Франции. Я говорю: «Ну почему? Ведь это же один из факторов привлекательности капитала!» Он говорит: «Но тогда дискриминируются производители на Западе, потому что они платят за энергию в три раза больше». Я говорю: «Ну почему они там дискриминируются? Хотят пользоваться дешевой энергией — пусть приезжают в Россию. Это то, что нам нужно. Это и есть фактор привлечения капитала!» Он говорит: «А если он не хочет приезжать? Мы не можем его дискриминировать. Условия должны быть одни для всех». И это методологически неправильно. Значит, у нас к нашим рискам — неразвитость рынка, неразвитость инфраструктуры, неразвитость банковской системы, преступность, судебное исполнение — появляется еще один, из факторов привлечения капитала. Они говорят: «Нет!» Если они жестко настаивают на этой позиции, то что получается? Что все российские компании становятся неконкурентоспособными и тем самым открывают рынок для того, чтобы сюда пришли западные компании и захватили этот рынок.

Ведущий: Вы сейчас сказали о тарифах, но речь идет о тарифах в более таком, скажем, государственном, масштабном смысле. А нас слушают люди. Для простого, обычного человека тарифы и их повышение, связанное с вступлением в ВТО, с выходом из ВТО, не важны, тарифы для них — это значит, что завтра киловатт электроэнергии будет стоить не 73 копейки, как сейчас в Москве, и не столько, сколько это стоит в других городах. И газ будет стоить не 15 рублей. И все остальное прочее — горячая вода и все. И бесконечные отключения, и всю картину, которую мы имеем. Вот как бы совместить интересы народа, национальные интересы с интересами государственными?

Ремчуков: Я ставил этот вопрос по тарифам для населения в Лондоне и сказал: «Вы что хотите? Бунта социального? Вы посмотрите, что произошло в Воронеже!» И вроде они скорректировали позицию, и переговорщики согласились: «Ну ладно! Для народа давайте сделаем переходный период». Но на самом-то деле это будет означать, что тарифы войдут в стоимость продукции. Ну не так, так эдак! Так ты пойдешь — заплатишь туда, а так ты пойдешь — заплатишь за колбасу, за хлеб, за все! То есть, на самом деле это в значительной степени антисоциальная мера. А самое главное — она глупа. Потому что структура себестоимости электротарифа на Западе включает в себя очень важным компонентом уровень зарплаты в этом секторе. Почему же надо так формально подходить? Если они признают — Европа не признала, а Америка сейчас заявила, что она признает рыночный статус России, Европейский союз тоже готов признать, — что наша система ценообразования включает в себя по рыночным условиям издержки. У нас зарплата в электроэнергетике 100 или 200 долларов, а там 2000 или 3000 долларов. Я не могу понять, почему же при нашей зарплате мы должны платить такой тариф? Это просто нелогично! И, наконец, последнее — с тарифом. Я не уверен, что тариф у нас очень высокий. Мне кажется, что он может быть ниже, если навести порядок с издержками. Но даже если предположить, что он у нас низкий, потому что он субсидируется государством, даже если это так, то это разрешено по нормам ВТО, потому что в данном случае это является субсидией общего назначения. Не специфическая для отдельного предприятия, для отдельной отрасли, а для всей страны. Хочет иностранец приезжать? Пожалуйста, пусть он тоже пользуется. Такого рода субсидии разрешены. Так вот что меня поражает в этой жесткой системе, в схеме подхода Запада. Что они игнорируют даже те допуски, которые имеются в их нормативных документах. Они жестко требуют поступать только так. Поэтому позиция российских переговорщиков сложная. С одной стороны, они понимают, что если они подпишутся на этих условиях, то трудно смотреть людям в глаза здесь. С другой стороны, вы видели, Путин на пресс-конференции журналистам сказал: «Не вступать в ВТО опасно и глупо?» Я не знаю! Мне кажется вступать на таких условиях опасно и не очень умно, скажем так. Но на той же пресс-конференции говорили, что многие фразы Путина чиновники воспринимают как приказ и стремятся его выполнить. Поэтому, на мой взгляд, неосторожная фраза президента может оказать политическое воздействие на переговорщиков и они могут сдать эту позицию.

Ведущий: Хотя, скорее всего, президент, когда это говорил, имел в виду перспективу: в принципе все равно наше вхождение в цивилизованную экономику так или иначе связано со вступлением во Всемирную торговую организацию.

Ремчуков: Конечно. Потому что самая главная польза от ВТО, пока мы не вступили, чтобы люди готовились к этим условиям. Потому что требуется время на подготовку. Требуется время на адаптацию. Потому что если тебя сразу бах по голове мешком, то ты растеряешься и не будешь знать, что делать. А если тебя предупредят, что тебя собираются мешком по голове ударить через три года или через пять, ты шапку наденешь, каску купишь какую-нибудь. Для бизнеса и для людей, которые живут в стране, важно, чтобы они знали, какие будут последствия. Например, что к нам сразу хлынут товары из Китая. Сразу! И мы ничего не сможем сделать, поскольку Китай вошел в ВТО. Надо посмотреть, какие товары, какова структура их экспорта. Потому что у нас многое уже есть. У нас много китайских товаров. Но мы должны посмотреть за эти шесть месяцев, которые прошли после вступления Китая в ВТО, что произошло. Почему свернулось производство текстильной и обувной промышленности в Мексике? Мексика поставляла