Я кивнула, молча согласившись с его требованием.

Габриель устало встал и надев китель направился к выходу. У самых дверей он обернулся и сказал:

— И, Катя, если ты до сих пор не поняла, я не пытаюсь тебя сломать. Я жизнь тебе спасаю. Такие, как ты, гибнут на войне первыми. Ты вчера заявила, что можешь выбрать себе кого-то другого вместо меня? Один из названых тобой офицеров, Дитрих, избил свою любовницу и отдал её в бордель, где она покончила с собой. Поэтому, прежде чем менять свою жизнь, подумай хорошо, надобно ли это тебе и насколько это безопасно. Ты слишком неосторожно себя ведешь. — проговорил грустно немец и покинул дом.

Не может быть! Как я этого не замечала раньше? Видно сказывалась моя юность и я совсем не так хорошо разбиралась в людях! Он ведь и правда учил меня жить. Пусть доступными ему средствами, пусть и порой жестоко, но он хотел меня уберечь. Он ведь видел, с первого дня видел, насколько я неукротимая, свободолюбивая и несдержанная. Он прекрасно знал, что попадись я другому мужчине — тот скрутит меня в бараний рог и пиши пером, все пропало. Этот закаленный жизнью жестокий мужчина за такое короткое время подарил мне такой урок, который еще не раз спасет мне жизнь в будущем. Я просто этого не сознавала еще в то время. Я закрыла глаза и сидела, приходя в себя от всего услышанного до тех пор, пока в двери не постучала Марта.

— Катя, — тихонько позвала меня Марта. — Он уехал.

Я глубоко вздохнула, встала, задумчиво взяла недокуренную одиноко дымившуюся сигарету в пепельнице и глубоко затянулась, никотином успокаивая свои нервы. И, повернувшись к Марте, сверкнула победным огнем своих кошачьих глаз:

— Сделано! Я в штабе!

ГЛАВА 13

— Марта, здесь пленка с фотографиями, — сказала я, протянув женщине небольшой сверток. — Нужно передать нашим.

— Молодец, Катюш, и как у тебя все так выходит складно.

— Сплюнь, мне еще до этого складно топать и топать.

— Это верно.

— Самое сложное из этого было попасть в штат рабочих в штабе, но теперь хоть об этом голова не болит.

— И как у тебя получилось фон Вольфа так провести?

— Я не проводила, — задумчиво смотря на чашку с чаем и вспоминая последние слова Габриеля перед уходом, проговорила я. — Марта, ты веришь в Бога?

Марта пожала плечами и сказала:

— Лучше, когда веришь, чем нет. Я с возрастом так начала думать.

— Знаешь, мама с папой коммунисты были, а бабушка… Бабушка всегда крестилась перед сном, и крестик имела с иконкой. Она всегда говорила мне, что сверху на нас смотрит Господь и помогает нам выбрать правильную дорогу в жизни. Вот и сейчас я думаю, что Габриель это и есть та самая правильно выбранная дорога. Что ты о нем думаешь?

— Катюш, я ничего не думаю, они фашисты, захватчики, чего уж тут думать о них.

— И все же.

— Мне кажется, что он был неплохим человеком там, на родине. Но война многое меняет. Когда смерть ходит по пятам, многие начинают топить свой страх в крови, жестокости. Так делает и этот офицер. Кроме того, он семью потерял, а это… Ну сама знаешь, чего уж тебе говорить.

— Нда, понимаю, — выпив чай я встала из-за стола. — Пистолеты достань мне, не забудь, а я поеду, нужно прикупить что-то на вечер.

— Давай, дочка.

Наспех накинув на себя одежду я вышла на улицу. Возле дома меня ждала машина, в которой сидел со скучающим видом мой шофер, молодой солдат лет двадцати пяти со смешными заостренными, как у таракана, усами. Сев на заднее сиденье, я промолвила:

— Добрый день, вы кажется Ганс?

— Да, — ответил осторожный немец.

— Ну что ж, Ганс, вези свою драгоценную пассажирку туда, где одеваются женщины сердцем и душой преданные великому рейху.

Ганс растерянно покосился на меня.

— Ну чего косишься? Я личная помощница майора фон Вольфа. Вот и одеть меня нужно так, как подобает выглядеть женщине, которая скрашивает жизнь твоему начальнику. Вот и вези, — ошалевший от такой речи солдат неуверенно завел машину, а я разразилась громким хохотом.

Через полчаса мы подъехали к небольшому магазину около центральной площади, на витрине которой красовался манекен в платье в крупный горох.

— Точно здесь? — все так же подшучивая над водителем грозно спросила я.

— Точно, точно, здесь все одеваются, — закивал немец головой.

— Ладно, жди меня, — пригрозила я ему и выпорхнула из машины.

Магазин встретил меня запахом новой ткани и вкусным ароматом свежесмолотого кофе. Приветливая продавщица выбежала ко мне и защебетала:

— Здравствуйте. Чего желает мадам?

— Мадмуазель, — уточнила я.

— Простите, — девушке стало неловко.

— Да я шучу! Какие там «мадам» и «мадмуазель», мы же советские девчонки. Как зовут тебя?

— Настя, — девушке явно было приятно, что я не из тех вычурных девиц, которые захаживают сюда под руку с фрицами и корчат из себя королев, а на самом деле являются обычными шлюхами.

— А я Катя, вот и познакомились. Мне бы, Настя, что-то такое нужно, чтобы все мужчины в зале только на меня и смотрели, а женщины из зависти плевались ядом.

Настя понимающе кивнула и окинула взглядом мою фигуру.

— Есть одно платье у нас, но оно такое… смелое, не знаю даже.

— Неси! Смелое это про меня.

— И еще, — девушка запнулась, скрывая свою неуверенность. — Оно очень дорогое.

— Не важно, я же трачу не свои кровно заработанные. Думаю тот кошелек осилит такие траты, — усмехнулась я и Настя с радостной улыбкой скрылась в смежной комнате.

Вернулась она через несколько минут, держа в руках большую коробку черного цвета с надписью на французском языке. А поскольку я французского не знала, то что там было написано, осталось для меня загадкой. Открыв коробку, девушка достала доселе невиданное мной чудо. Такой красоты я не видела нигде и ни на ком. Это было длинное красное платье, сплошь расшитое пайетками. Спереди оно закрывало все до самой горловины и только смелый разрез с правой стороны мог приоткрыть тайну красивых ножек его обладательницы. И сзади! Огромный вырез открывал на обозрение голую спину хозяйки сего чуда и едва мог скрыть нижнее белье. В пару к платью