которая будет сидеть, и ныть постоянно, и звонить ему в слезах. Сказал, что ему не нужна такая проблемная девчонка. Он просто хочет веселиться. – Я допиваю свое вино и хватаю еще один бокал с подноса проходящего официанта. Тот выглядит пораженным, но идет дальше.

– Ну, значит, он бессердечный придурок и пустое место, и мне жаль, что он так тебя обидел. – Лицо Джейка мрачнеет. – Если бы меня за это не выкинули из флота, я бы дал ему в челюсть за то, что он наговорил тебе. Но если он искренне так думает, то он тебе и не нужен, поверь.

– Тебе не надо защищать мою честь, Джейк. И пожалуйста, не говори мне, что мне нужно, а что нет. – Мои пальцы сжимают ножку бокала. Она кажется такой хрупкой, что может сломаться пополам. Как я. – Почему ты всегда меня так опекаешь? У меня от этого ощущение, что я задыхаюсь. – Слезы ярости затуманивают мне глаза, в груди сжимается огненный шар. Он вздрагивает, но я продолжаю: – И как ты мог сказать тогда, что скучаешь по дедушке? Моему дедушке? Ты его видел всего несколько раз. – Меня несет, как поезд с отказавшими тормозами, неотвратимый и смертельный. – Откуда тебе знать, каково это – скучать по нему?

Я так зла и на Кэмерона, и на дедушку за то, что бросили меня. Не задумываясь, я швыряю бокал на пол. Раздается громкий звон, вино заливает брюки Джейка, и повсюду разлетаются осколки стекла.

Я слышу изумленные возгласы и с опустившимся сердцем замечаю, что в дверях, ведущих на балкон, толпятся гости с поминок. Мои друзья и папа стоят в первом ряду и смотрят с тревогой на меня.

– Лейла! – гремит голос папы, который выглядит шокированным. Он никогда не кричал и не повышал на меня голос.

Моя нижняя губа начинает дрожать, когда гнев и адреналин уходят, уступая место болезненному чувству, от которого меня трясет.

– Извини, пап, – задыхаюсь я. Это наверняка напомнило ему тот год, когда мне было тринадцать, и я знаю, как ему больно снова видеть меня той переполненной яростью девочкой.

– Не передо мной ты должна извиняться. – Он скрещивает руки.

Мои глаза расширяются, когда я поворачиваюсь к Джейку и вижу удивление и стыд на его лице. Что я натворила? Вот дерьмо.

– И-извини, Джейк. Мне не стоило это говорить.

– Забудь, – отрезает он.

– Джейк… – Я тяну руку к нему, но он делает шаг назад. Я чувствую себя ужасно из-за того, что выместила на нем свое горе и свою злость на бывшего парня. Он этого не заслуживает.

– Я уйду, – говорит он тихо. – Мне, очевидно, здесь не рады. – Подняв подбородок, он пробирается сквозь толпу и идет в другую комнату. Его широкие плечи – последнее, что я вижу, прежде чем всхлипы раскаяния берут верх, и я падаю на пол, свернувшись в клубок. Стекло режет кожу, но я не чувствую. Я просто хочу к дедушке.

Он был еще и звеном, связывавшим меня с мамой, воспоминания о которой с каждым днем становятся все более далекими. Браслет с шармами – единственное, что у меня от нее осталось. Я прижимаю левую руку к груди, защищая ее.

* * *

– Как чувствуешь себя сегодня? – спрашивает папа неестественным тоном.

– Все еще злишься на меня? – Я прислоняюсь к кухонной тумбочке, когда он подходит к раковине сполоснуть чашку. Даже Флер, кажется, я не сильно нравлюсь сегодняшним утром: она на меня мрачно посмотрела, когда я спустилась вниз, а потом многозначительно повернулась ко мне задом.

– Злишься – неправильное слово, милая.

Я жду продолжения, но его нет.

– Ну а какое тогда правильное слово?

Поставив чашку на стойку с тихим звяканьем, он садится за обеденный стол. Глядя на темное дерево, хмурится.

– Я разочарован. Я в шоке, что ты так себя повела на поминках твоего дедушки. Мне стыдно, что ты посчитала нормальным вести себя так с Джейком. – Он качает головой. – Это да. Но я не злюсь.

– Я знаю. – Подсев к нему за стол, я сжимаю его ладонь. – Я вела себя как избалованная дура, и мне искренне жаль. – Я вздыхаю. – Все запомнят этот день, но не по тем причинам, по которым нужно. Поминки после этой маленькой сцены определенно пошли под откос, да?

Он поднимает голову и хмурится еще сильнее. У рта собираются морщинки, складка между бровями становится глубже.

– Ладно, это не смешно. – Я закусываю губу. – Но пожалуйста, папа, ты должен меня понять. Я убивалась из-за дедушки, и Кэмерон меня бросил; я была опустошена. А потом подходит Джейк и начинает вести себя так, словно Рэй был его дедушкой тоже… К тому же я не спала нормально последнее время – это тоже сыграло роль, – признаюсь я. – Но сейчас я чувствую себя лучше. Яснее.

– Милая, – говорит он нежно, – я рад, что тебе лучше. И я правда все понимаю. Но тебе уже восемнадцать, ты взрослая.

Хорошенько выдохнув, я кладу руки на стол.

– Ты прав. Это не оправдание. – Я киваю. – Я должна взять на себя ответственность за то, что учинила такой позор. Я и сама позорище. – Мелкие порезы на моих щиколотках и икрах до сих пор заклеены пластырем.

– И как ты это исправишь? Гостям будет достаточно разослать сообщения, все поймут, что ты была сильно расстроена. А что насчет Джейка?

Я сильнее сжимаю пальцы.

– Я пойду и извинюсь.

Папина ладонь ободряюще накрывает мою.

– Хорошо. Но давай сначала попьем чаю в саду.

Приготовь поднос. Мне нужно наверх. Я хочу тебе кое-что показать и рассказать. Может, тогда ты начнешь понимать Джейка и его отношения с твоим дедушкой лучше.

«Какие отношения? – думаю я. – О чем папа говорит?»

* * *

Десять минут спустя мы сидим с чашками чая за столом на заднем дворе. Нет ветерка, и солнце, как и вчера, безжалостно печет голову. Сейчас, должно быть, градусов двадцать пять, а я оделась совершенно не по погоде – в мешковатые джинсы и желтую майку с открытыми плечами. Я поджариваюсь и чувствую, как кожу на голых плечах, руках и лице покалывает от жара и она становится мягкой на ощупь. Яблоня, на стволе которой мама вырезала узоры, увешана плодами. От нечего делать я размышляю, выдержат ли ветки мой вес сейчас. Все-таки несколько лет прошло. С другой стороны, мой размер XS и я чуть выше полутора метров – порой кажется, что меня может унести порывом ветра.

– Это для тебя, – хрипло говорит папа и подталкивает ко мне коробочку для ювелирных украшений. – Это от Рэя. Твой подарок на восемнадцатилетие. Джейк помог ему выбрать. Они вместе ходили по магазинам.

– Да? – Я хмурюсь. – Когда? Почему? – Не понимаю, в чем дело.

Папа вместо ответа говорит:

– Твой дедушка планировал подарить это, когда ты вернешься. В больнице ее нашли у него в кармане и отдали мне на хранение. Я за ней присматривал, пока ты не будешь готова.

Я глазею на коробочку, потом на него; глаза блестят, в горле застрял ком. Флер, жалея меня, вскакивает с порога и несется через зеленую траву, чтобы положить свою маленькую мордочку мне на колени. Я улыбаюсь ей, безмолвно благодаря за утешение.

– Я должна была с ним увидеться до вечеринки, – сглатываю я, – или подождать его на причале, а не с похмельем сидеть на Дердл-Дор…

– Не говори глупостей, милая, – твердо произносит папа. – Ты имела полное право веселиться в свой день рождения, и именно этого хотел для тебя Рэй. Не забывай, что он с удовольствием рыбачил с друзьями. Никто не мог знать, что произойдет.

– Я знаю. Я просто… – Закрыв глаза, я представляю дедушкино лицо, которое могло быть жестким, а через секунду уже стать добрым снова. Открыв веки, я изучаю коробочку. – Ладно. Да, – отвечаю я на непрозвучавший вопрос. – Я могу с этим справиться. Я готова. – Подняв бархатную коробочку, я откидываю крышку. На подушечке, как в гнезде, уютно лежат три крошечных шарма для моего браслета. Крестик со скругленными концами, инкрустированный камнями, якорь и простое