- сказала горничная, расставляя на столе тарелки с супом и тушеным мясом. – Негоже благородной даме столько дней подряд носить одну и ту же одежду.

Я хмыкнула.

Господин наместник желает со мной поиграть? Я, пожалуй, поиграю с ним тоже. По крайней мере, попытаюсь. Моих скромных актерских способностей хватит, чтобы изобразить благоразумие и покорность перед обстоятельствами. В идеале стоило бы изобразить ответную симпатию, но увы, столь сложную роль я сыграть не сумею.

В том, что Тиаран мне симпатизирует, не было никаких сомнений. Об этом, как минимум, говорили условия моего содержания. После отказа побеседовать с Валерием Беллатором о сдаче Ланура, было бы логично переселить меня из сухой чистой спальни в грязные сырые казематы. Но нет. У меня по-прежнему есть личные апартаменты, горячая ванна и горничная. А теперь еще и новое платье.

Самым же ясным подтверждением интереса Тиарана можно считать медальон с моим портретом. Теперь вопрос: как он у него оказался?

Насколько я знаю, личные вещи казненных людей органы правосудия должны передавать их родным. Даже если эти вещи составляет старая рубаха и дырявые башмаки. Государству, мол, чужого не надо. Если пожитки не забрали сразу, их помещают в специальное хранилище, где они могут находиться в течение десяти лет, после чего их либо утилизируют, либо выставляют на продажу.

Этот порядок действует не только в Верлионе, но и в Авалее, и еще в нескольких соседних государствах. Другими словами, личные вещи Августа и его казненных коллег должны быть посчитаны, описаны и уложены в специальные ящики, в которых им надлежит дожидаться, когда их заберут новые владельцы - вдовы, родители, дети или другие родственники повешенных мужчин.

Я могу предположить, что Марк Тиаран распорядился извлечь медальон из хранилища, чтобы затем передать его мне. Только это глупо. Во-первых, такой подарок вызвал бы у меня неоднозначную реакцию. Во-вторых, если бы Тиаран захотел его отдать, он бы уже это сделал.

Нет, господин наместник раздобыл медальон не для меня, а для себя. Причем, раздобыл недавно. Если бы мой портрет был в его руках сразу, он узнал бы меня и в ткарском перелеске, и в толпе у эшафотной площадки.

Зачем Тиарану понадобилось мое изображение, я думать не буду. Это не важно. Важно, что созерцание этого изображения вызывает у него приятные эмоции. На этом можно сыграть неплохую пьесу. И украсть-таки из его кабинета отпирающий артефакт.

После обеда Виолетта забрала в стирку мое серое платье, а я, облачившись в новый наряд, отправилась в оранжерею дышать свежим воздухом. Когда до двери стеклянной лоджии оставалось несколько шагов, из ее глубин послышалась возня. Я осторожно заглянула внутрь и с удивлением обнаружила худенького мальчонку семи-восьми лет, склонившегося над кадушкой с каким-то южным кустом. Мальчик деловито ощупывал землю, а у его тоненьких ножек стояла пузатая синяя лейка.

Откуда в замке ребенок? И как он оказался в оранжерее?

Я перешагнула через порог и негромко кашлянула. Паренек вздрогнул, и повернулся ко мне. В целом, он выглядел довольно жалко. На нем была надета заплатанная короткая курточка, чистые, но насмерть застиранные штаны, и головастые ботинки, которые явно были ему велики. Еще у него имелись пышные рыжие волосы, давно не видевшие ни ножниц, ни расчески, россыпь мелких веснушек, чумазый нос и большие зеленые глаза.

Увидев меня, ребенок испуганно сжался, а его взгляд метнулся к двери, словно в ожидании, что следом за мной в оранжерею войдет кто-то еще.

- Здравствуй, - с улыбкой сказала я. – Ты кто такой?

- Здрасте, - робко ответил мальчик. – Я – Седрик. Помощник садовника.

Убедившись, что, кроме нас двоих здесь больше никого нет, паренек заметно расслабился. Я подошла ближе и опустилась перед ним на корточки.

- Что ты тут делаешь, Седрик?

- Цветочки поливаю, - его губы тронула быстрая улыбка. – Наш садовник, дядюшка Рэм, поручил эту оранжерею мне. Я тут и землю рыхлю, и веточки у кустиков обрезаю, чтобы они лучше росли. Только это нужно делать постоянно, а мне сказали, что в оранжерею заходить пока нельзя.

- Но ты все же пришел.

- Конечно, - щеки Седрика порозовели. – Если землю не рыхлить и не поливать, цветочки завянут. А мне так их жалко… Я решил, что не будет ничего страшного, если я потихоньку сюда проберусь и быстренько все полью.

Какой смельчак! Благополучие растений ему важнее своего собственного. Пареньку наверняка объяснили, что за нарушение приказа его строго накажут, но он все равно пришел.

- Твои родители тоже работают в замке?

- Нет, - Седрик качнул головой. – Они умерли. Давно, когда на Линн сбросили бомбы. Бомб было много, и одна из них попала в наш дом. Я тогда у друга ночевал, поэтому остался жив, а папку с мамкой на месте убило. Они спали и не заметили, как попали на небо. Это ведь утром случилось, вы знаете? Тетушка Тата говорит, что они даже испугаться не успели.

- Тетушка Тата?..

- Это кухарка из Берга. Родная тетка моего друга, у которого я ночевал. Когда папу с мамой похоронили, она меня сюда привела. Сказала, что в приюте я умру от голода и холода, а тут всегда тепло и можно что-нибудь пожевать. Знаете, господин дворецкий сначала не хотел меня принимать. Потому что я слишком маленький и бестолковый. Но потом все-таки разрешил остаться и велел помогать дядюшке Рэму.

Он говорил охотно, явно обрадованный моим вниманием и возможностью поболтать. Судя по всему, в замке нет других детей, и Седрику не хватает общения.

- Господин дворецкий очень строгий, - продолжал мальчик. – Он никогда не кричит, зато умеет так грозно смотреть, что у меня от его взгляда трясутся колени. Пожалуйста, госпожа, не рассказывайте ему, что я сюда приходил. Иначе мне от него так попадет! А ведь я не сделал ничего дурного, только хотел полить цветочки…

Я улыбнулась и погладила его по спутанным волосам.

- Не волнуйся, Седрик, я никому ничего не скажу. Меня, кстати, зовут Юной.

Во взгляде мальчика появилось любопытство.

- Тетенька Юна, - понизив голос, произнес он, - а правду говорят, будто в этих комнатах держат ведьму?

- Правду, - кивнула я. – Только эта ведьма не может колдовать. Ее временно лишили магической силы.

- Эта ведьма – вы?

- Я.

- Странно, - малыш задумчиво почесал кончик носа. – Я слышал, как солдаты говорили, что