Вообще-то Бронштейн не разлагает, если уж по-честному, акрепит, даже больше крепит, чем сам Кобец, то и дело затевающий дискуссии очистоте крови, расы или предлагающий исключить из РНИ ту или другуюгруппировку, где он их только находит. Бронштейн же относится кРНИ по-деловому, как к футбольной команде или бригаде строителей: чембольше сплоченности, тем больше и результатов.

В конце концов Кобец взял меня под локоток, отвел всторону, пусть-де молодые смотрят на срам с писсуарами, сказал негромко, косясьпо сторонам:

– Знаете, надо бы как-то ограничить Орлова. Это помощник уЛысенко, помните? Тихоней прикидывается. А в перспективе вообще исключитьиз рядов РНИ. Подобрать мотив и…

– Что случилось? – спросил я.

– Да все линия по матушке проступает… Вот вчера какоеинтервью «Уральскому вестнику» дал. Вы не слышали?

– Уже на моем столе.

– Вот-вот.

Я поморщился.

– Это всего лишь «Уральский вестник».

– Не скажите, – возразил Кобец. – У негоогромный регион подписки!.. И не только одного Урала. Это как «Уральскийследопыт», который читали по всему СССР. В этом «Вестнике» толковыеребята, сманить бы парочку сюда, у нас бы пресс-центр ожил бы. Словом,двусмысленное интервью. Кто знает, как читать, прочтет. А у нас все знают,еще с советских времен наловчились.

– Эти уже вымирают.

– Детей научить успели. Тем только скажи, сами вычитываютдаже то, чего нет! А интервью дал очень умело. Вроде бы мы и орлы, и мощьза нашими плечами, и в то же время мы какая-то иррациональная сила.

Я подумал, буркнул:

– Но ведь это и хорошо? Народ любит иррациональное. Вотсколько в газетах объявлений всяких гадалок! А дурацкие гороскопы печатаютдаже в еженедельниках для коммерсантов! Указывают, в какие дни совершатьсделки, а в какие – ходить по бабам.

Кобец скривился.

– Народ привык ходить строем, вот и жаждет указаний свыше.Сейчас свобода, иди куда хочу, а человеку спокойнее, когда его ведут. Он боитсяидти сам! А в толпе… пусть даже в стаде, ему надежнее. А когда стадобольшое, оно становится стаей, это еще лучше. Нет, я бы на вашем местеизбавился бы от ненадежного человека. А потом надо будет заняться иБронштейном. Это ж куда годится: еврей в РНИ! Нас же на смех поднимут!

Я хотел напомнить, что не поднимают же, но с другойстороны – кто нас замечает? Вся наша партия не крупнее тех сотен и тысячобществ, движений, партий, что плодятся, как мухи по весне, тысячами мрут иснова возрождаются уже в других телах.

– Бронштейн самую муторную работу тянет, – возразиля. – Какое отношение имеет его бухгалтерия к идеологии?

– Не скажите, – ответил Кобец сурово. – Нескажите, Борис Борисович! Теперь финансы – сердце современного мира.Нельзя, чтобы еврей держал в руках эти нити. Или хотя бы даже прикасался. Порапоставить вопрос о выводе Бронштейна сперва из Бюро, потом вообще изПрезидиума.

– Повод?

– Повод найдем, – пообещал Кобец. – Повод есть накаждого.

Редакторская двумя этажами ниже, в противоположном концездания, это имела в виду Юлия, когда заметила, что Лысенко необходим, когданужно скрыться от Седых. Ехидничает, подумал я. Раньше работала тихая, какмышка. То ли осмелела, то ли просто освоилась. Или уже после поездки в ресторанперестала смотреть на меня, как на великого и ужасного.

Подходя к редакторской, услышал раздраженные голоса. Судя пореву, Лысенко рвет и мечет, чувствуется, довели человека. Я не сталприслушиваться, дверь подалась без скрипа, открывая большую, заставленнуюмебелью комнату. На столах, кроме неизменных компьютеров, у кого их теперь нет,еще и кучи допотопных бумаг в пухлых, донельзя старых папках, это тоже понятно,редакция газеты – место обитания творческих личностей, а творческие немогут не засрать все бумажками.

Перед столом главного редактора с опущенной головой Гвоздев,верстальщик, а сам Лысенко, хоть и с другой стороны широкого стола, возвышаетсянад Гвоздевым во весь рост, громадный, свирепый, как медведь гризли над бобром.Остальные сотрудники редакции, Светлана и Володя Крылан, лишь пригибают головынад столами, дабы не задела молния.

Я с порога поинтересовался мирно:

– Не помешал?.. Дима, ты так нашего верстальщика глухимсделаешь!

Гвоздев посмотрел с надеждой, а Лысенко прорычал люто:

– Да я ему башку оторву! Посмотрите, что он читает, чточитает!

Гвоздев сгорбился сильнее, теперь я заметил, что он прячетза спиной книжку.

– И что же читает? – осведомился я с интересом.

Лысенко рыкнул:

– Гвоздь, не прячь!

Гвоздев протянул мне книгу, в глазах виноватость, я взял снекоторой брезгливостью, обычный ширпотреб, рассчитанный на старших школьников:таинственный рыцарь, замки и принцессы, клады, драконы, колдуны, борьба Добра иЗла, светлых Богов и Темных, светлые побеждают, все поют.

– Мог бы и получше найти, – сказал я снеодобрением. – С другой стороны, чего раскричался? Не порнуха, неизвращения какие-нибудь… Не сатанизм, а все за Добро… За Добро?

Гвоздев вздрогнул, часто-часто закивал.

– Вот видишь, – сказал я Лысенко, – все-таки заДобро.

Лысенко прорычал еще злее:

– Борис Борисович, вы не врубаетесь, что ли? Он же читаетзападную книгу! Какой же, на хрен, патриот читает про западных героев? Есть жекниги о наших русских богатырях, о наших героях, что побивали змеев, черномырд…тьфу, черномордов, тугаринов, соловьев-разбойников… Одного Кощея сто раз били ижизни лишали!

Я спросил безнадежно:

– А в самом деле, Володя, почему не читаешь про нашихбогатырей? Там тоже колдуны. И даже водяные… и другая нечисть.

Гвоздев вздохнул, помялся, переступил с ноги на ногу. Губыего зашевелились, я ничего не услышал, а Лысенко рявкнул:

– Говори громче!

– Уже читал, – промямлил Гвоздев, но глаза бегали, дажея ощутил, что привирает. Либо начинал и бросил, либо вообще не начинал. –Мало у нас книг про наше славное прош­лое…

– Это еще не дает тебе права… – загремел Лысенко.

Я остановил его взмахом, спросил у Гвоздева:

– А это почему читаешь?

– Интересно, – ответил Гвоздев честно. Он сглотнул,пояснил чуть тише: – Нечисти намного больше, она всякая, разная. Да ирыцари интереснее, чем… ну, чем наши. И колдунов больше. Там эти… маги, ау нас их нет. Вовсе нет.

Лысенко задохнулся от гнева. Я отдал ему книжку, вышел,а следом в коридор хитренько выскользнула Светлана, за ней просочился ивзъерошенный Крылан, явно сделал вид, что я их вызвал по крайне важному делу.Даже из-за плотно притворенной толстой и массивной, как в Сбербанке, дверислышен был грохочущий голос Лысенко.