– Я сейчас не шеф, – напомнил я.

– Ну, босс.

– И не босс, – возразил я. – Я самец,который пригласил в ресторан красивую молодую женщину. Завтра, когда выйдем наработу, то… Черт!

– Что еще?

– Да эти «шеф», «босс»… И вот сейчас пытаюсь вспомнитьдесяток русских песен, насчитал шесть, а штатовских без запинки назову десяткадва. Еще штук сорок вспомню, когда услышу первые такты… Как-то сами заползли,даже не знаю, когда и как.

Она прошептала:

– Борис Борисович, это я испортила вам вечер.

– Почему? – удивился я.

– Не знаю, – призналась она. – Кажется, не будьменя, вы либо не обратили бы внимания…

Она запнулась, я закончил:

– …либо не поехал вовсе, что точнее. Вы правы, Юлия, столькоперемен, а я живу как под стеклянным колпаком. Да и то матовым или дажетонированным, как в машине. Ничего не вижу, ничего не слышу, даже ветерка нечувствую. Ветерка перемен.

Яркие огни реклам, вывесок – все или почти все наанглийском, а какие кириллицей, то всего лишь кириллицей, а так все те жекамелоты, морганы, фальстафы, мюнхгаузены, титаники, асгарды, локи, буцефалы…

Изменения нарастают стремительно, но мы настолько в делах иделишках, что все мимо, мимо… Вечером засыпаем в одном мире, а утром выходимуже в другой, изменившийся, но не замечаем: гвоздь в моем сапоге, как сказалМаяковский, кошмарней всех фантазий Гёте!

Не замечаем, что говорим частью на английском, читаем ихкниги, смотрим их фильмы и больше слушаем, что сказал штатовский президент, чемроссийский.

Юлия сидела притихшая, то ли грустила слегка, то ли зановопереживала вкусные моменты. Я посматривал искоса, стараясь понять, как она себячувствует. Вечер был хорош, действительно был бы хорош всем, если бы не эпизодс русскими песнями…

Сделать женщину счастливой, вспомнилась расхожая мудрость,очень легко, только дорого. Брехня, я же видел, что Юлия просто счастлива, хотяс ее внешностью и шармом могла бы ежедневно просиживать в лучших ресторанах, еебы приглашали наперебой.

Женщины и мысли обнажаются не сразу, я только к концу вечерарассмотрел, что она действительно красива. В офисе как-то не обращаешьвнимания, весь в делах, а здесь посмотрел по сторонам, поглазел на другихженщин, невольно сравнил… Другие женщины на нее посматривали, словнотаможенники на границе между Россией и Украиной, самые строгие на свете.

Юлию по старинке отвез к дому, дождался, пока откроет дверьподъезда, руки привычно повернули руль, промчался между домами и вылетел нашоссе. В самом деле, слишком сосредоточился на своей работе, а жизньменяется, как уже сказал, стремительно. Я создал РНИ в одной стране,а сейчас мы уже в другой, хотя и та и другая зовется Россией, дажедемократической Россией.

Как-то незамеченным прошло, что русские песни за это времявытеснились роком, рэпом, рэйвом и прочим-прочим. Метрдотель сказал ужасающуювещь: в большинстве московских и петербургских клубов, ресторанов и даже кафена русском языке петь попросту не разрешается. Вот именно – неразрешается! Причем все это не спускается сверху, напротив – услужливые ипредупредительные хозяева идут навстречу пожеланиям «народа». Добро быиностранные песни предпочитали какие-то нувориши, олигархи, они все жиды –понятно, но ведь даже на стенах в подъезде, в лифте нацарапано: «fuck», «I fuckyou», а это самый страшный показатель: если уже и от мата люди отказываются, тоэто вообще хана, капец, капут. Ругательства теряются в последнюю очередь.Старшее поколение все еще матерится по-русски, но молодежь…

По «Авторадио» передали о большой пробке из-за авариивпереди, я вовремя свернул и огородами, огородами пробрался на параллельную.Перевел дыхание: дорога свободна, мысли снова вернулись к праздничному ужину вчесть юного наследника династии Андыбиных. Мне пришлось уже три страныпоменять, не сходя с места, а он и вовсе окажется в мире, представления окотором не имеем… хотя должны бы, ведь мы – политики!

Кирилл сказал хвастливо, что, если б Россия могла собиратьдва урожая в год, было бы в год два неурожая, а Глеб с гордостью добавил, мол,в России что не тонет, то огнем горит. Именно это и ввинтилось, как шуруп, вмое сознание – что хвастливо и с гордостью. Нам, русским, очень нужнауникальность, потому сперва гордились, что наш Миклухо-Маклай открыл папуасов,потом хвастались выходом первыми в космос, а теперь бахвалимся косорукостью ибеспробудным пьянством, которому, опять же, нет в мире аналогов!

И еще Андыбин с его шуточками насчет китайцев. КогдаКирилл сообщил, что китайцы уже строят вовсю космический флот, вторуюорбитальную станцию заканчивают, Андыбин напомнил, что самым развитым производствомв Китае на сегодняшний день является производство китайцев, а главная мироваяпроблема в том, чтобы не дать китайцам рис ложками есть…

Влас на это хохотнул и голосом водителя поезда метро сказал:«Осторожно, двери закрываются, следующая станция – «Китай-город».Платформа справа, китайцы слева». Все хохотали, но меня это резануло. Шуточкакак шуточка, но что-то в ней тревожное… Или наш извечный страх передчисленностью китайцев?

Впереди водитель выбросил из окна бумажный сверток, тотнехотя опустился на дорогу, его погнало ветром под колеса автомобилей. Кто-тоуспевал чуть подать в сторону, кто-то мял колесами, я подумал с бессильнойзлостью, что догнать бы козла да по роже, по роже… Нет, все бесполезно. Это женаша Россия, это же всем рожи чистить надо, из окон автомобилей просто массововыбрасывают огрызки яблок, обертки от мороженого, даже презервативы.

Мы оглядываемся на чистоту улиц и дорог в Штатах, ностыдливо умалчиваем, какой ценой чистота достигнута. Там вот так брось грязнуюбумажку на проезжую часть – штраф на половину месячной зарплаты. Второйраз – все фиксируется! – и с двумя зарплатами расстанешься. Поневолестанешь прилежным и вежливым.

На часах половина двенадцатого ночи, когда оставил машину вгараже и добрался наконец-то к убежищу на семнадцатом этаже, выше только крыша.Здесь мое логово, здесь уютно… только почему-то холодно, будто не август, а уженоябрь. От окна дует, ушел на кухню, но и там как в холодильнике. Включилмасляный обогреватель, подержал над ним руки с растопыренными, как у жабы,пальцами. Кожа разогрелась, но внутри все та же глыба льда, не тает. Догадалсявзглянуть на домашний термометр, двадцать один, лучше не бывает, так что этотхолод у меня внутри. И вообще гадко и тревожно, я вляпался в большую политику,и вот только теперь, когда начинаю видеть все больше колесиков, двигающихобщество, со страхом понимаю, что большинство из них либо проржавели ирассыпались, либо пробуксовывают. Президент не последний дурак, но что онможет?

Куда спокойнее думать, что президент дурак или сволочь.С таким убеждением жить легче, вроде бы если сменить на «хорошего», тосразу все наладится. Но страшно осознать, что президент не принимает никакихмер потому, что к русским это невозможно. Но это понимаю только я да еще несколькочеловек в стране. Они видят, что все пущено на самотек. Мы просто существуембез цели и смысла. А дальше будет еще страшнее. Придут и сожрут.