обезоруживали, связывали. Затем повели вниз с холма, на равнину, куда сгоняли толпы других пленников.

Безоружных русских князей, взятых в плен, связали по рукам и ногам. При этом, усмехаясь, снимали с пленников всё, что на них было ценного, ухмыляясь, рассовывали по сумкам.

– Говорите, крови не прольёте? – продолжая усмехаться, спросил князь киевский, уже наполовину раздетый, окружённый ухмыляющимися грабителями.

– Не прольём! – тотчас отозвался какой-то богато одетый мурза. – Мы всегда держим слово!

Пленных князей вывели на широкое пространство перед шатрами победителей. Потом, повалив на землю, накрыли деревянным настилом, а на него принялись кидать подушки. Потом целой толпой забрались сверху.

Из-под настила послышались приглушённые стоны. Татары, словно не слыша, уселись пировать. Смеясь, они обменивались шутками, иные вертели друг перед другом разные вещицы, украденные у пленных, хвалились ими, прищёлкивая языками.

Богородице Дево, радуйся!

Благодатная Марие, Господь с Тобою!

Голос, раздавшийся из-под настила, звучал громко и сильно. Слова православной молитвы прервали болтовню победителей.

Один из татар, оказавшийся прямо над произносящим молитву русским, яростно зашипел, вскочил и принялся прыгать и топать ногами по настилу. Стоны раздались громче, но к читающему присоединились ещё несколько голосов. Молитва не смолкала.

Казнимые дочитали «Богородице Дево», но следом, уже единым хором, громко и слаженно запели:

Спаси, Господи, люди Твоя

И благослови достояние Твое,

Победы на сопротивныя даруя

И Твое сохраняя Крестом Твоим жительство!

На помост, визжа и бранясь, полезли и другие татары, толкая и спихивая тех, кто уже устроился пировать. Они топали, скакали, давя побеждённых, а те продолжали петь молитвы, и казалось, что вместе с ещё живыми поют и уже мёртвые, вознося молитву о спасении земли, на которую, словно полчища саранчи, явились их свирепые враги.

И ярость победивших была бессильна перед этой молитвой…

Лицо Даниила Заточника, продолжающего читать рукопись, покрывали капельки пота. В его глазах стояли слёзы, мешая разбирать строки. Но он читал:

– И так восседали они на том настиле из досок, покуда не задавили насмерть всех пленных. Но, как и обещали, не пролили их крови!

Александр поднял опущенную было голову. Он не мог скрыть, что плачет. С трудом переводя дыхание, спросил:

– Данило! А кто ж это всё писал-то?

Заточник рукавом промакнул глаза:

– Кто писал? Говорят, монах какой-то. Из Царьграда. Вроде бы он всё это видал. Его татары вроде бы в плен взяли, да он убежал от них…

– А чем же кончилось? – шепчет Александр. – Дочитай!

Князь Ярослав сидел, стиснув кулаки на коленях, кусая губы.

– Вот и знал всё это, – прошептал он глухо. – И читал уж сию рукопись. А ныне слушаю, и вся кровь внутри закипает! Взял бы меч да и пошёл бы сокрушать поганых! Чтоб за каждого ими замученного их бы по сотне…

Александр вдруг привстал и, обратив к отцу горящие глаза, воскликнул:

– Вот кабы соединиться могли все силы наши! Кабы князья раздоры забыли да вместе бы пошли с ратями супротив поганых! А то ж вон как писано: кто в бой скачет, а кто страшится и другам своим на подмогу нейдёт… Так вот нехристи и побеждают!

Ярослав Всеволодович обхватил рукою не по-детски крепкие плечи младшего сына:

– Над чем и бьюсь я, Александре! Чтоб сподвигнуть русских людей вместе быть, а не каждому за своим тыном хорониться! Прошу вспомнить, что одна у нас земля, одна Церковь Святая, одна Богородица! Ан нет! Рознь свою, как забаву, лелеют, с гордыней расстаться не могут! А поганые хозяйничают на Руси, как у себя дома. А сколь ещё врагов со всех сторон… Как змеи подползают, жалят. Отчего я и хотел, чтоб вы историю сию услыхали. Поняли, каков первый ваш долг княжеский. Не своим уделом кичиться, но землю воедино сбирать. Федя, а ты чего бледен-то? Всё ещё неможется тебе?

– Нет, князь-батюшка! – Мальчик поднялся со своего места и тоже сел вплотную к отцу. – Прошла у меня немочь. Ты погоди: мы с Сашей вырастем и поможем тебе поганых с Руси вон выгнать!

Он сказал это твёрдо, со всей решимостью. Но потом тоже не сдержался – заплакал, сжимая кулаки и отвернувшись.

Глава 13

Свадебный каравай

Берега и волны полноводного Волхова были освещены ярким солнцем. Солнце озаряло крепостные стены, терема, главы церквей.

Это лето выдалось жарким. Богато взошли в полях травы, богато заколосилась рожь.

В реке, казалось, прибавилось рыбы – уловы у рыбаков были неизменно богатыми, и, хотя из-за этого рыба на новгородском Торгу стала заметно дешевле, торговцы не жаловались: продавать дешевле, но больше всё равно было выгодно.

Урожайный год давал надежду, что, уплатив татарам дань, можно будет не так уж мало оставить и на свои нужды. Это прежде всего радовало русских князей: дань для ненасытных завоевателей они собирали со своих подданных, которые, ежели оставалось мало, отчаянно выказывали недовольство. В Новгороде недовольство всегда могло обернуться очередными бунтарскими призывами с вечевого помоста, а в результате – ссорой князя с боярами и купцами. Ярослав Всеволодович, не раз уже всё это испытавший, всегда старался, чтобы такого не произошло – ему хватало хлопот и без «вечевой бузы», как любители покричать с помоста сами же прозвали свои выходки.

Этот год обещал быть спокойнее предыдущих, и князя это особенно радовало потому, что в его семье готовилось важное событие: свадьба князя Фёдора Ярославича.

Фёдору вот-вот должно было сравняться четырнадцать лет. Хоть и совсем ещё молод, однако женить уже можно. Удалось отыскать и невесту – Ярослав Всеволодович, после нескольких месяцев переговоров, сосватал для сына пятнадцатилетнюю дочку князя Михаила Черниговского, с которым у него не единожды возникали распри, но никогда не бывало серьёзной вражды. Ярослав давно хотел породниться с Михаилом, а тут вот представилась возможность, тем более что и Михаил желал для дочки такого союза.

За неделю до свадьбы к ней всё уж было подготовлено. Новгородцам объявили о предстоящем празднике, и это вызвало настоящее ликование. Как ни своенравны были жители «вольного города», как ни любили при случае повздорить с ими же призванным на княжение Ярославом и покичиться своей вольностью, но юных князей они искренно любили и радовались за князя Фёдора.

Ранним июньским утром, в самый канун сыновней свадьбы, Ярослав, стоя на городской стене, наблюдал, как юные князья, уже одни, без своего наставника, упражняются на берегу реки в боевом искусстве. Мечи у них были вновь деревянные – боевыми боярин Фёдор разрешал упражняться