Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двое мальчиков, белокурых, синеглазых, в длинных, за колено, белых рубашках, богато расшитых по подолу и вороту, подпоясанных плетёными кушаками, упражнялись в боевом искусстве не шутя. Они рубились мечами, при этом каждый прикрывался щитом. Учебные мечи были теперь размером с настоящее, взрослое оружие.
Четырнадцатилетний Фёдор, сильно подросший, гибкий и ловкий, отчаянно наступал на брата. Но и Александр не желал уступать. В искусстве владения мечом они примерно равны, на стороне Фёдора оставалось только небольшое преимущество в росте – он пока что был выше младшего брата.
– Так ты меня не одолеешь! – задорно кричал Александр. – Что? Думал снизу поддеть? А! А вот так?!
– А так вот?! – ярился Фёдор. – Что? Отступаешь?
– Не всяк побеждает, кто первым супротивника потеснил! – выдохнул младший брат.
– А я тебя и вдругорядь потесню, и в третий раз! – Фёдор разошёлся не на шутку. – Вот так! И так вот! На! Что я, зря с пяти годов обучаюсь?
– И я с пяти годов! – Александр, в свою очередь, перешёл в наступление. – Ну и что ж, что годом меньше твоего учусь?
– А то, что я тебя сейчас одолею!
Фёдор ударил сверху вниз, но Александр ловко ушёл из-под его руки и косым ударом выбил у брата меч. Не ожидавший этого Фёдор оступился и упал. Удар пришёлся не по щиту, а угодил в бок мальчику. Это было больно, однако он упрямо терпел, закусывая губу от непрошеных слёз.
– Молишь о милости?! – задорно воскликнул победитель, занося меч над упавшим.
– Куда ж я денусь? – неохотно сдался Фёдор.
Спустя полчаса братья шагали берегом Волхова, направляясь к городским воротам Софийской стороны. Несколько встреченных ими дорогой новгородцев приветствовали отроков не угодливо, но с почтением:
– Здравы будьте, князи!
– Здрав буди, Фёдор Ярославич! Здрав буди, Александр Ярославич!
Мальчики отвечали вежливо и с достоинством:
– И ты здрав буди!
– И вам Бог в помощь!
Фёдор толкнул брата локтем, улыбнулся:
– Чаю, знатный ты мне синяк на боку сотворил!
Александр лишь пожал плечами:
– Так уговорились же по-настоящему рубиться…
– А кабы мечи не из липы были, а настоящие, кованые?
Александр резко остановился, серьёзно, почти сурово глянув на брата:
– Ты что же, Федя?.. Ты помыслил, что я тебя взаправду зарубить бы мог? Насмерть?
Фёдор покачал головой:
– Я пошутил, Саша!
Но Александр становился всё мрачнее:
– И шутить так не моги! Ты что ж это?.. Мы же – братья! У нас кровь едина, плоть едина! Да я скорее сам себя мечом изрублю, чем на тебя меч всамделишный подыму! Слышишь?!
– Слышу.
Фёдор взбежал по некрутому косогору, ведущему к городской стене, и с ходу уселся в траву. Александр, поднявшись следом, устроился рядом с братом. Оба долго смотрели на широкий разлив Волхова, по которому неспешно плыли купеческие суда и рыбачьи челны. Над водой с криками сновали чайки.
Фёдор обнял брата за плечо:
– А сколь люди бают про княжьи ссоры да раздоры! То тут, то там. Что, мол, брат на брата или сын на отца… И жизни друг друга лишают за княжий стол да за удел… Но мы ж не таковы с тобой, Саша? Так?
– Так! – живо согласился младший брат. – Не то чем мы лучше Каина окаянного?
– Коли было б так, то мы хуже его, – отвечал задумчиво Фёдор. – Каин-то ещё некрещёный был.
– А что, – в глазах Александра вдруг блеснули искры, – вот женишься ныне да меньше меня любить станешь!
– С чего б это? – возмутился Федя. – Все женятся, а братов своих от того меньше не любят! Уж мы-то с тобой никогда нашу дружбу ни на каких жён не сменяем. Но, если по чести, Саша, я рад, что женюсь. Уж больно князю-батюшке свадьба эта угодна.
– А матушка? – не унимался Александр. – Вроде ей до сих пор кажется, что слишком молод ты.
– Это чего ж я молод? – обиделся Фёдор. – Четырнадцать годов, чай не пять. Раз нас давно уж князьями объявили, то и женить можно… А ты видал ли невесту-то мою, а? Феодулию Михайловну? Когда она в прошлом месяце с отцом к нам приезжала?
– Видал-видал! – заулыбался Александр. – Красна, ничего не скажешь! Только мнится мне, Федорушко, что она ростом тебя выше.
– Чего?! Что вздумал? Как это выше?! – взвился Фёдор, замахиваясь тем же деревянным мечом.
Но Александр со смехом сорвался с места и побежал по тропинке к воротам Софийской стороны. Фёдор за ним.
И вот настало следующее утро. Утро объявленной княжеской свадьбы.
Колокольный звон, возвещающий об окончании литургии, разливался над княжьим теремом, над широким двором. Он означал, что раз утренняя служба завершилась, то вот-вот можно будет начать венчание и повести молодых к алтарю.
С утра были празднично накрыты не только столы в самом тереме, столами уставили и двор – князь Ярослав и княгиня Феодосия ждали на свадьбу старшего сына много гостей. По лестницам терема сновали вверх и вниз слуги, таская подносы, кувшины, блюда. Столы накрывали там и здесь, с обычной для русской свадьбы роскошью. Вина и мёд, дичь и рыба из вольного Волхова, ароматная варёная репа и не менее душистые караваи, только-только из печи.
Музыканты пробовали гусли и дудки, слуги деловито расставляли по краям столов чарки и старательно их считали – возле каждого ли места поставлено?
С лестничной площадки второго этажа смотрел на празднично убранный двор князь Ярослав Всеволодович. Немного спустя к нему подошла княгиня Феодосия, ласково прижалась щекой к его плечу. Князь обернулся, обнимая жену.
– Что, княгинюшка? Что не весело глядишь? Чай сына женишь, не дочь замуж выдаёшь – из дома не провожать. Али не рада ты?
Феодосия гладила плечо мужа, вздыхая действительно грустно. Она и не хотела показывать этой грусти, но отчего-то не могла с собой справиться…
– Рада, княже, только на сердце щемит отчего-то…
Ярослав ещё крепче прижал к себе жену:
– Не надо, любушка моя, не надо! Женится Федя, и отступит чёрный рок. Пройдёт хворь его. Не раз такое случалось. Стефан, грек тот, верно про это говорил. И Феофан надеется, а он – лекарь знатный.
Внизу, на дворе, под лестницей, стоял всё это время князь Александр, вскинув голову, тревожно прислушиваясь к разговору родителей. Он слишком хорошо знал, о чём они говорят…
Несколько слуг торжественно прошли мимо князя и княгини вовнутрь терема, неся светлые праздничные одежды для молодого жениха. Столпившиеся в тереме люди зашумели, несколько женских голосов завели