одолеть нам их. Пока не одолеть. Всё равно, что супротив дикого табуна попереть… Так что унижаюсь я, Савушка, не от слабости своей и не от страха. Просто выхода иного нет. Пока нет. А что до пользы от нынешней поездки, так тут и раздумывать не о чем. Уговорил я хана не идти на нас войной, законом защищать веру православную, дань не увеличивать. Мало ли?

Собравшиеся впервые стали подавать голоса:

– Прав князь, что говорить!

– Прав.

– Умереть-то за други своя – в радость. А вот позор прияти…

– Прав Александр!

В это время кто-то из дружинников, прислушавшись, повернулся и посмотрел куда-то в сторону:

– Эй, глядите-ка: кто это там скачет?

Многие дружинники обернулись. Александр посмотрел через их головы – он был много выше даже самых рослых.

С той же стороны, откуда приехали они, по разбухшей от сырости дороге двигался всадник. Тускло блестела сталь кольчуги и шлема, целиком скрывающего голову.

– Не наш, – заметил Митрофан. – Бусурман какой-то.

– Откудова он здесь взялся? – удивился кто-то. – Едет-то со стороны Орды.

– Да мало ли их при татарах ошивается? Вон когда князь наш на пиру у хана был, и там послы папские тёрлись.

Между тем всадник подскакал ближе, немного не доехав до ночлежной избы, осадил коня, крупного гнедого жеребца, и, легко соскочив с седла, снял шлем.

Приезжему было на вид около сорока. Он был довольно высок ростом, тонок в талии, но широк и крепок в плечах. Этого не скрывала кольчуга. Лицо с немного резкими, но правильными чертами никак не могло вызвать неприязни. Щёки неплохо выбриты, но подбородок снизу обведён светлой полоской небольшой бороды. Коротко подстриженные волосы были так же белокуры, как у Александра.

Увидав приезжего, князь широко развёл руки:

– Вот встреча так уж встреча! Эрих?! Откуда же тебя принесло? Откуда тебя вообще приносит, когда и не ждёшь?

Несколько мгновений спустя они обнялись, как лучшие друзья. Могучие объятия Александра не смутили Эриха – он и сам сжал товарища не менее крепко. Потом, слегка отстранившись, проговорил с небольшим, но явным акцентом:

– До сих пор меня приносило к тебе не без пользы для тебя, Александр. А откуда я взялся, ты мог бы и догадаться.

Князь удивлённо смотрел на него:

– Я видел на пиру у хана послов из Рима, от папы. Но не шибко их разглядывал, чтобы не возомнили, будто у меня до них дело какое. Однако среди них тебя вроде не было…

– И быть не могло, – не без обиды заметил Эрих. – Ты ведь знаешь, у меня с ними ничего общего быть не может. Но в Орду я точно приезжал по поручению: от императора Византии.

– Как посол? – уточнил Александр.

– Да нет. Послом император едва ли отправил бы немца. Просто привозил подарки для великого хана, вместе с очередными уверениями в добром отношении, о чём и было письмо, мною привезённое. Сам знаешь, империя слабеет и ссора с Ордой императору совсем не нужна. Я приехал, когда ты уж собирался уезжать. Слушай: если ты едешь дальше, так я с тобой. Кое о чём поговорить надо.

С этими словами приезжий возвратился к своему коню, и, пока ловко вскакивал в седло, а Александр, с улыбкой глядя ему вслед, тоже садился верхом, один из молодых дружинников удивлённо спросил:

– Княже, а кто это?

Александр, разворачивая коня, расправил на плечах свой алый плащ. При этом он продолжал улыбаться:

– Это? Друг мой старинный. Эрих фон Раут, нынешнего магистра Ливонского ордена племянник.

Другой дружинник, тоже уже сидя в седле, изумлённо вытаращил глаза:

– Немец?! Из ливонцев? Как он может другом твоим быть, князь?! Али доносит тебе про ихние орденские дела? Так, что ли?

Всадники тронулись с места, взрывая грязь, вновь выехали на дорогу. Казалось, что за ночь рытвины на ней стали ещё глубже, а грязь жирнее.

Князь обернулся к тому, кто задал последний вопрос, и, отвечая, нахмурился:

– Ежели кто своих предаёт и на них доносит, то такой человек никому другом быть не может. Какой из предателя друг? Нет. С Эрихом мы дружны много лет, и он уж не раз и не два выручал меня. А что до дружбы с немцем, так он давно уже православную веру принял, стало быть, может быть другом моим, почему нет? Ливонский орден ему, само собой, пришлось покинуть. Хорошо, хоть не убили. А могли бы!

– Эти могли бы! – вмешался Сава, тоже успевший по-дружески обняться с Эрихом.

– А что ж тогда сей немец в твою дружину не пошёл? – удивился Митрофан. – Чай, пригодился бы.

Александр покачал головой:

– У нас же с его родичами то и дело распри да войны. А против своих он биться не станет. Вот и уехал. То у булгар служил, теперь вот у греков. Но нет-нет, да сводит нас судьба. Говорю же: не единожды от него помощь получал. Хотя Эрих и сам мне кое-чем обязан. Только да-а-вно это было!

Всадники тем временем поскакали через негустую рощу – здесь земля была твёрже и кони легче выбирали путь. Князь и Эрих ехали впереди, но не слишком оторвавшись от остального отряда. Они разговаривали, вернее, немец говорил, а князь с вниманием его слушал, временами прерывая вопросами. И по лицу Александра было видно, что он слушает с интересом и напряжением. Эрих по-прежнему говорил по-русски, несмотря на акцент, очень понятно.

Когда Сава, пришпорив коня, в какой-то момент почти поравнялся с друзьями, до него долетели слова фон Раута:

– Далее я их разговор не расслышал, но что о тебе они говорили, не сомневаюсь. И мне очень не понравилась эта фраза Мохаммеда-мурзы.

– Какая фраза? Ещё раз её повтори! – попросил друга князь.

Эрих очень серьёзно глянул ему в лицо:

– Он сказал: «Да, Искендер умеет убедить великого хана, не считаться с этим нельзя. Но, поверь мне, в этот раз их встреча была последней».

По лицу Александра пронеслась тень, он твёрже сжал поводья, но не натянул их. Конь, не понимая, чего хочет всадник, коротко заржал, нервно прядая ушами.

– Он точно так и сказал: «последней»? И назвал моё имя?

Эрих кивнул:

– Именно так. Я знаю татарский не хуже русского. Послу это необходимо. Если среди русских кто-то ещё говорит по-немецки, то татары, кроме своего языка, никаких иных не знают. Ты вон, я послушал, тоже складно на их языке высказываешься.

Александр сморщился:

– А куда же без этого? Значит, «последняя встреча»? А ты уверен, что они говорили именно обо мне? Искендерами зовут и многих из их племени, и иные