– Ничего, я тогда в милицию обращусь, – заверила яохранника и тщательно переписала паспортные данные Фридриха Марксовича Нечаева.Господи, и угораздило же его иметь такое имечко! Ладно, главное – чтобы он мнехоть что-нибудь рассказал о своем брате, а заодно дал адреса другихродственников.

В директорской приемной все было как обычно. Иннанеторопливо раскладывала на компьютере пасьянс, а недавно, по всей видимости,приехавший лже-Артем попивал в своем кабинете растворимый кофе. Пожалуй, этобыло единственное место во всей фирме, где царили покой и безмятежность. В этомоазисе спокойствия моя идея о подмене генерального директора казалась особеннодикой. Неужели большое количество сладкого так губительно действует на мозги?Может быть, это не Артему, а мне требуется помощь психиатра?

В конце концов, надо смотреть на мир проще, все-таки третьетысячелетие на дворе. Если Артем и писал имя какого-то Павла на листке бумаги,то делал это по той простой причине, что испытывал к молодому человеку большоеи светлое чувство любви. Или, быть может, мелкое и темное чувство похоти. Но влюбом случае вариант, что Артем придерживается нетрадиционной сексуальнойориентации, нельзя сбрасывать со счетов.

С такими мыслями я вернулась домой, отправила Кольку накурьерскую службу и позвонила Жене Тюленевой.

– Узнала я про твоего Павла, – сразу же взяла быказа рога Женя. – Антон сказал, что его фамилия Шилко, но где он сейчасможет быть, Зайцев не имеет ни малейшего понятия. Зато у Антона есть фотографияэтого Шилко – они в офисе как-то справляли день рождения всем отделом. Еслихочешь, он найдет дома эту фотографию и завтра принесет ее с собой на работу, аты подъедешь и заберешь.

– Ой, здорово! – обрадовалась я. – Спасиботебе большое! Ты не представляешь, как меня выручила.

– Только ты расскажи мне потом, он это или не он. А томне интересно, как там твоя подруга после этого будет себя чувствовать.

– А… да, конечно, расскажу, – промямлила я, опятьс трудом вспоминая, о какой это подруге идет речь. Ну абсолютно противопоказаномне врать!

Я ликовала: значит, некий Павел, да еще с фамилией Шилко,все-таки существует! И он имел самое непосредственное отношение к фирме «Модусвивенди»! А за несколько месяцев до того, как Артем должен был прийти навстречу с Катериной, этот Павел ушел из агентства! Эврика! Я нашла, нашла!

Однако через несколько минут, когда головокружение отуспехов прошло, я поняла, что все эти факты ровным счетом ничего не доказываюти ничего не опровергают. Да, Павел Шилко существует. Да, когда-то работал вфирме. Но он может не иметь к Артему никакого отношения. Эх, встретиться бы сПавлом лично да потолковать! Жаль, что это пока невозможно. А вот что реальносделать, так это навестить колоритного братца Артема да хорошенькопорасспросить его о родственничке. К нему-то я сейчас, пожалуй, и отправлюсь.

Я достала бумажку с адресом Фридриха Марксовича и картуМосквы. Ага, вот и Филипповский переулок, рядом с Арбатом. Надо же, как неплохоустроился этот господин Нечаев. А с виду такой никчемный, потерянный дляобщества человек.

Но, едва выйдя из метро «Арбатская», я тут же изменила своемнение относительно того, что жить в центре Москвы – это хорошо. Со всех стороннеслись нескончаемые потоки автомобилей, а стоило только какому-нибудь водителюзазеваться и снизить скорость, как другие начинали громко и самозабвенногудеть. Ни единого дуновения ветерка. Такое ощущение, что тебя посадили вдуховку, наполненную угарным газом. Через пять минут у меня уже раскалываласьголова. А я, пока добиралась до нужного мне дома, вспотела, как мышь под метлой.Неужели находятся идиоты, которые платят огромные деньжищи за то, чтобыпоселиться в этом кошмаре?

Идиотов, по всей видимости, было немного. Напротив старойразвалюхи, в которой, судя по моей бумажке, жил Фридрих Марксович, возвышаласьэлитная новостройка. Несмотря на приятный розовый цвет внешней отделки здания ипризывный плакат «Продаются квартиры!», дом выглядел абсолютно необжитым. Я небез некоторой зависти пыталась прикинуть, каковы могут быть по площади квартирыв этом доме, и вздохнула, вспомнив о своей одиннадцатиметровой комнатенке.

Подъезд, в котором обитал Фридрих Марксович, встретил менятакой дикой смесью запахов, что сразу стало ясно: так могут пахнуть толькокоммуналки. И точно: около обшарпанной деревянной двери квартиры номер 56висело шесть разномастных звонков. Никаких табличек и информации о жильцах темне менее не было. Я выбрала самый симпатичный синенький звоночек и нажала накнопку. Прозвучала мелодичная трель, которая мне так понравилась, что япрослушала ее еще пару раз. Послышались невнятные шаркающие шаги, затем дверьотворилась и на пороге возникло узенькое старушечье личико.

– Вам кого? – на удивление ясным и четким голоскомпоинтересовалась бабуля.

– Я к Фридриху Марксовичу Нечаеву. Извините, что васпотревожила, на звонках ничего не написано…

– Проходите. – Старушка пропустила меня в недраквартиры. – А другие звонки у нас все равно не работают, только мой.

– А как же ваши соседи узнают, что к ним пришли?

– Их гости обычно стучат. Ногами, – спокойнообъяснила бабуля и закрыла за мной дверь на цепочку.

Одинокая лампочка без абажура тускло освещала коридор. Янерешительно мялась на месте, не зная, куда идти. Бабулька тоже почему-то недвигалась, а лишь молча меня разглядывала. Пауза затягивалась.

– А где комната Нечаева? – наконец нарушила ямолчание.

– Вон та, последняя по левой стороне.

Я пошла в указанном направлении, стараясь не натыкаться насундуки, коробки и старые велосипеды, выставленные в коридоре. Бабулькасеменила следом за мной. Неужели она следит, чтобы я не стащила ее железныйсундук с тряпьем? Когда я дошла до последней двери, то обнаружила, что оназаклеена узкой бумажкой с печатью.

– А где же хозяин? Не живет здесь, что ли? – Янедовольно глянула на старушку. – Что же вы вводите в заблуждение?

– Теперь не живет. А раньше как раз здесь иобитал, – флегматично пояснила соседка.

– Да где же он теперь? – Я уже теряла терпение.

– Как «где»? В морге. – Бабулька посмотрела наменя с легким удивлением. – А может, уже где похоронили за казенный счет.А разве ж ты, милая, не насчет комнаты из домоуправления пришла?

Я в оцепенении уставилась на божий одуванчик. Как это – вморге? Почему в морге? Выпивал, конечно, но ведь еще несколько дней назад былбодр и энергичен. Может, у бабульки старческий маразм, заговаривается, не помнитничего?

– Погодите, бабушка. – Я старалась говорить какможно громче и почти что по слогам. – Я у вас спрашивала насчет ФридрихаМарксовича Нечаева. Он здесь проживает?

– Что ж ты так кричишь-то, иерихонская труба? Я неглухая, – обиделась бабулька. – Да, проживал здесь. А четыре дняназад взял да и помер. Комната теперь вот ничейная осталась…