Надо же, как не вовремя! Только-только я решила разузнать унего все о брате, как на тебе! И «четыре дня назад» – это как раз в тот день,когда бедный пьянчужка приходил в «Модус вивенди»… Получается, что я одна изтех, кто видел его практически перед самой смертью.

– А как это случилось? Когда? Ночью, что ли? –забросала я вопросами старушку.

– Ну ладно, чего в коридоре-то стоять, пошли вкомнату, – предложила старушка и повела меня обратно.

Комната Нины Ивановны, как отрекомендовалась бабулька,оказалась светлая и чистенькая. Но ничто не могло скрыть вопиющей нищеты:слишком короткие застиранные занавески на окнах, аккуратно залатанная, почтичто прозрачная скатерть, продавленный диван и засаленное на подлокотникахкресло.

– Давай чайку со мной выпей, – предложила НинаИвановна и достала из комода еще один стакан с железным подстаканником, какиевстречаются только в родимых поездах дальнего следования. Зажурчала тоненькаяструйка того цвета, который в народе метко называют «мочай». Но у Нины Ивановныэто была, оказывается, только заварка. Из пузатого эмалированного чайника онадолила кипяток и с доброй улыбкой протянула мне стакан. Я с сомнениемразглядывала бледно-желтую жидкость.

– Пей, пей, хороший чай, «со слоном», – ободриламеня бабулька и вытащила из буфета на свет божий вазочку с тремя сушками. Однуиз них она принялась размачивать в своем стакане.

– Нина Ивановна, так как же умер ФридрихМарксович? – Мне не терпелось узнать подробности.

– Ну, как они все умирают, – неторопливо завеластарушка, – водки поддельной выпил, с какими-то там сивушными маслами, даи все дела.

– Водки? – Я была немного разочарована.Признаться, я ожидала услышать скорее о насильственной смерти. Чего уж грехатаить, мелькнула у меня мысль: а не Самозванец ли постарался заместиследы? – А он один водку пил?

– Один как перст. Уж я-то знаю, кто к кому идет, всемдверь открываю. А к нему в тот день никто не приходил, это точно. – НинаИвановна вытащила сушку из чая и попробовала ее на зуб. Сушка показаласьстарушке все еще слишком жесткой, поэтому была возвращена на место. – Да иЛюська вряд ли позволила бы ему выпивать с кем-то, кроме нее.

– Кто-кто? – Собственное имя, да еще в такомконтексте, резануло слух.

– Люська. Она по паспорту вообще-то Люсьена Витальевна,но так ее отродясь никто не звал. Тоже в нашей квартире живет, в десятиметровойкомнате. Дружила она с Фридрихом с тех самых пор, как он у нас комнату обменял.

– А давно это было?

– Да лет семь назад. – Нина Ивановна наклониласько мне и зашептала: – У него тогда денег было – ну просто море. Уж и не знаюоткуда, ведь не работал нигде. Вот Люська и стала к нему захаживать на рюмочку.Прямо не разлей вода стали, точнее говоря, не разлей водка. Ты, вообще, еслихочешь чего поподробней про Фридриха-то узнать, к ней обращайся.

– А вы знаете, где она сейчас?

– Отчего ж не знать, – усмехнуласьбабулька, – у себя в комнате. Спит, должно.

– Спит… – Я прикидывала, не лучше ли будет прийтизавтра. – А когда она обычно просыпается?

– Да когда будят. Ты зайди к ней, не стесняйся. И вотчто… – замялась бабулька. – Ты Люське бутылку водки купи, она тогдапоразговорчивей будет. А так она просто запослать может, если не в настроении.

Ага, понятно: «не в настроении» – это, значит, с бодуна.Следуя инструкциям Нины Ивановны, я вышла из подъезда, обогнула дом с правойстороны и обнаружила там небольшой магазинчик.

Отдел спиртных напитков поразил меня своим ассортиментом.Никогда бы не подумала, что существует сорок сортов водки, а их здесь было какминимум столько. Какую бы выбрать для Люськи?

Интеллигентного вида мужчина с чистеньким пудельком наповодке отошел от прилавка с бутылкой «Гжелки» в руках.

– Это хорошая водка? Как на ваш вкус? –поинтересовалась я у него.

Мужчина холодно оглядел меня с ног до головы.

– Не знаю, я водку не пью. Мне для компрессов.

– Какие могут быть компрессы в такую жару? –недоуменно пожала плечами немолодая продавщица, когда покупатель с пуделемвышел из магазина. – А вам что?

Меня вдруг осенило.

– Вы Фридриха Марксовича знаете?

– Кого?

– Ну, живет в соседнем доме, сухонький такой, лохматый…

– Нет, что-то не припомню.

– А Люську, тоже рядом живет? – не теряла янадежды.

– Люську? Конечно, знаю, она у нас полы моет.

– А какую водку она обычно покупает?

– Ну, она не мелочится, – рассмеяласьпродавщица. – Уж и не знаю, на какие деньги дамочка шикует, но всегдаберет только самый дорогой товар. «Абсолют», например.

Я взглянула на ценник «Абсолюта». Да, Люська действительноберет от жизни все.

– А чего-нибудь подешевле, но такого же уровня есть?

Продавщица достала бутылку замысловатой формы:

– Вот. Новая марка. «Зеленый змий» называется. Покрайней мере не подделка.

– А вы откуда знаете? – заинтересовалась я. Да уж,хватит в квартире и одного трупа – Нечаева.

– Да потому что просто не успели еще подделать, онавсего неделю как продается в Москве, – охотно объяснила продавщица.

Я пробила в кассе «змия», а также торт «Птичье молоко» дляНины Ивановны. Когда старушка своим почти беззубым ртом грызла сушку, у меняпросто сердце разрывалось от жалости. А сама я в целях экономии могу, в концеконцов, пару дней обойтись без сладкого. Может быть, заодно и похудею, чем чертне шутит.

На звонок Нина Ивановна открыла мгновенно, как будто ждалапод дверью. Торту старушка обрадовалась необычайно:

– Ой, зачем же ты, деточка, тратилась? Спасибо большое!Надо Анечку из сорок восьмой квартиры пригласить! Мы с ней давненькосладенького не пробовали.

Не удивлюсь, если эта Анечка, как и сама Нина Ивановна,разменяла восьмой десяток.

Бабулька проводила меня до комнаты Люськи, а самазаторопилась к своей подружке.

Дверь в комнату подруги Нечаева была чуть приоткрыта. Япостучала, но никто не ответил.

– Люсьена Витальевна! – позвала я.

Молчание.

Тогда я осторожно вошла. В углу на допотопной железнойкровати с шишечками прямо поверх покрывала спала женщина. Я приблизилась к нейи в течение минуты разглядывала ее лицо. Выглядит лет на сорок, в молодостибыла, наверное, довольно симпатичной, нос курносый, короткие волосы окрашены вярко-рыжий цвет, у корней густо пробивается седина.

Неожиданно Люська заворочалась и открыла глаза, которыеоказались карими.