Конечно же, он был прав. Может быть, туман защищал нас вкакой-то степени. Прятал. Но не исключено, что это ненадолго, и кроме того,меня тревожили другие события. Мы пробыли в «Федерал Фукс» примерновосемнадцать часов, и я уже чувствовал, как что-то вроде летаргии охватываетменя, что-то очень похожее на оцепенение, которое я ощущал, заплыв слишкомдалеко. Хотелось остаться, не рисковать, продолжать заботиться о Билли,подождать вдруг туман разойдется, и все станет по-прежнему. То же самое я виделна других лицах, и мне пришло в голову, что сейчас в супермаркете есть люди,которые не уйдут отсюда ни при каких обстоятельствах. После того, чтослучилось, одна мысль о том, что нужно выйти за дверь, затормозит их.

Миллер следил, вероятно, как эти мысли отражаются на моемлице, потом сказал:

— Когда появился этот чертов туман, здесь было человеквосемдесят. Из этого количества вычти носильщика, Нортона, четверых, что были сним, и Смолли. Остается только семдесят три.

«А если вычесть еще двух солдат, что лежат теперь подмешками щенячьей кормежки, остается семьдесят один».

— Затем вычти людей, которые просто свихнулись, — продолжалон. — Их человек десять-двенадцать. Скажем, десять. Остается шестьдесят три.Но… — Он поднял испачканый в сахарной пудре палец. — Из этих шестидесяти трехчеловек двадцать никуда не пойдут, даже если их тащить и толкать.

— И что все это доказывает?

— Что надо выбираться отсюда, вот и все. Я иду околополудня, наверно. И собираюсь взять с собой столько людей, сколько пойдут. Я быхотел, чтобы ты и твой парень пошли со мной.

— После того, что случилось с Нортоном?

— Нортон пошел как баран на бойню. Это не означает, что я иэти люди, что пойдут со мной, должны поступать также.

— Как ты можешь этому помешать? У нас один револьвер.

— Хорошо, что один есть. Но если нам удасться пройти черезперекресток, может быть, мы попадем в «Спортсмен Эксчейндж» на Майн-стрит. Таморужия более чем достаточно.

— Тут на одно «если» и на одно «может быть» больше чемнужно.

— Дрэйтон, — сказал он, — мы вообще попали в довольносомнительную ситуацию.

Это у Миллера довольно легко слетело с языка, но у него небыло маленького сына, о котором нужно заботиться.

— Слушай, давай пока все это оставим, о'кей? Я не оченьмного спал сегодня ночью, зато имел возможность о многом подумать. Хочешь,поделюсь?

— Конечно.

Он встал и потянулся.

— Пойдем пройдемся со мной к окну.

Мы прошли вдоль касс, около хлебных полок и остановились уодного из проемов.

— Все эти твари исчезли, — сказал дежуривший там мужчина.

Миллер хлопнул его по спине.

— Можешь сходить выпить кофе. Я постою за тебя.

— О'кей. Спасибо.

Он ушел, и мы с Миллером подошли к проему.

— Скажи мне, что ты там видишь, — попросил он.

Я посмотрел в окно. Очевидно, одна из летающих тварейопрокинула ночью мусорный бак, рассыпав по асфальту бумажки, банки ипластиковые стаканчики. Чуть дальше исчезал в тумане ряд ближайших к магазинуавтомашин. Больше я ничего не видел и так ему и сказал.

— Вот голубой пикап «Шевроле» — мой, — сказал он, показываярукой, и я различил в тумане намек на что-то голубое.

— Но если ты помнишь, вчера, когда ты подъезжал, стоянкабыла почти полна, не так ли?

Я взглянул на свой «Скаут», вспоминая, что мне удалосьпоставить машину близко ко входу в магазин только потому, что кто-то освободилместо, и кивнул.

— А теперь, Дрэйтон, — сказал Миллер, присоединим к этомуфакту еще кое-что. Нортон и его четверка… Как ты их называл?

— «Общество верящих в плоскую Землю».

— Отлично. Прямо в точку. Они выбрались, так? И прошли почтивсю длину веревки, а потом мы услышали этот рев, словно там бродило целое стадослонов. Так?

— Это не было похоже на слонов, — сказал я. — Скорее на…

«На что-то из доисторических болот», — просилось на язык.

— Я не знаю, на что, — закончил я тихо.

— Но, судя по звуку, это было что-то большое.

— Да, пожалуй. И я полагаю, что это еще мягко сказано.

— Тогда почему мы не слышали, как бьются машины? Скрежетметалла? Звон стекла?

— Ну потому что… — Я замолчал. — Я не знаю.

— Они никак не могли выбраться со стоянки до того, как настряхнуло, — сказал Миллер. — Я вот что думаю. Я думаю, мы не слышали этихзвуков, потому что машин просто нет. Сквозь землю провалились, испарились, какхочешь… Если уж перекосило эти рамы, с полок все попадало… И городская сиреназамолчала в тот же момент.

Я попытался представить себе половину автостоянки.Представил, что иду и подхожу к свежему провалу в земле, где кончается асфальтс аккуратно расчерченной желтой краской местами для автомашин. Провал, склонили, может быть, бездонная пропасть, затянутая ровным белым туманом…

— Если ты прав, — сказал я, подумав, — то как далеко тыуедешь на своем пикапе?

— Я про него не думал. Я думал про твою машину счетырехколесным приводом.

Об этом, конечно, стоило подумать, но не сейчас.

— Что у тебя на уме?

— Соседняя аптека, — не заставляя себя упрашивать, продолжилМиллер. — Об этом я тоже думал. Что ты на это скажешь?

Я открыл было рот, собираясь сказать, что не имею нималейшего представления, о чем он говорит, но тут же и закрыл. Когда мыподъезжали к магазину, Бриджтонская аптека работала. Прачечную закрыли, ноаптека работала. Чтобы впустить свежий воздух, они открыли двери настежь изастопорили их резиновыми колодками, потому что у них, как и везде,кондиционеры остались без электричества. Дверь в аптеку должна быть не дальшедвадцати футов от входа в магазин. Тогда почему…

— Почему никто из тех людей не пришел к нам? — задал за менявопрос Миллер. — Ведь прошло восемнадцать часов. Они должны были быпроголодаться.

— Там есть продукты, — сказал я. — Они всегда продаютчто-нибудь. Крекеры, выпечку и всякую всячину. Плюс кондитерский прилавок.

— Я не думаю, что они стали бы сидеть на такой диете, когдаздесь столько всего.