— Что ты имеешь в виду?

— Я имею ввиду, что хочу смыться отсюда, но не хочу статьобедом для какого-нибудь беглеца из второсортного фильма ужасов. Четверо илипятеро из нас могут сходить и проверить ситуацию в аптеке. Своего рода пробныйшар.

— Это все?

— Нет, есть еще одно дело.

— Что еще?

— Она, — сказал Миллер и ткнул пальцем в направлении одногоиз средних проходов. — Эта сумасшедная стерва. Ведьма.

Указывал он на миссис Кармоди. Она уже была не одна: к нейприсоединились две женщины. По их яркой одежде я заключил, что они из тех,которые приезжают сюда на лето, дамы, оставившие, может быть, дома семьи, чтобы«сгонять в город и купить кое-что», и теперь съедаемые беспокойством за своихмужей и детей. Дамы, готовые ухватиться за любую соломинку. Даже за мрачныеутешения миссис Кармоди.

— Она — это еще одна причина, почему я хочу убраться отсюда,Дрэйтон. К вечеру рядом с ней будет уже человек шесть. А если розовые твари иптицы вернутся сегодня ночью, завтра утром у нее будет целая конгрегация. Итогда уже нужно будет беспокоиться о том, кого она прикажет им принести вжертву, чтобы результат был получше. Может быть, меня, или тебя, или этогоХатлена. Может, твоего сына.

— Бред какой-то, — сказал я.

Но так ли это? Холодок, пробежавший у меня по спине,подсказывал, что, может быть, он прав. Губы миссис Кармоди двигались идвигались, а дамы-туристки, следили за ее морщинистыми губами. Бред? Я вспомнилпыльные чучела, пьющие воду из зеркального ручья. Миссис Кармоди обладалакакой-то силой. Даже Стефф, обычно рациональная и рассудительная, упоминала ееимя с некоторой настороженностью.

«Сумасшедшая стерва, — назвал ее Миллер. — Ведьма».

— Люди, собравшиеся здесь, испытывают не себе сейчас нечтоподобное воздействию восьмого круга ада, — сказал Миллер и, показав жестом навыкрашеные красной краской рамы, обрамляющие стекла, перекошеные, выгнутые,потрескавшиеся, добавил: — их мозги сейчас как вот эти рамы. Уж про себя яточно могу сказать. Половину прошлой ночи я думал, что я свихнулся, что насамом деле я в смирительной рубашке где-нибудь в Данверсе, что я простовообразил этих розовых тварей, доисторических птиц, щупальца, и все этоисчезнет, когда войдет хорошенькая медсестра и вколет мне в рукууспокоительного. — Его маленькое лицо побелело и напряглось. Он посмотрел намиссис Кармоди, затем снова на меня. — Я скажу тебе, что произойдет. Чем большелюди свихиваются, тем лучше для некоторых из них она будет выглядеть. И я нехочу тут оставаться, когда это случится…

Утром Билли чувствовал себя уже лучше. Он был бледен, мешкипод глазами от слез, выплаканных ночью, еще не прошли, лицо имело изможденныйвид, и чем-то оно теперь напоминало лицо старика. Но он все еще мог смеяться,по крайней мере до тех пор, пока снова не вспоминал, где находится и чтопроисходит.

Мы сели вместе с Амандой и Хэтти Терман, попили кофе избумажных стаканчиков, и я рассказал им, что с несколькими людьми собираюсь идтив аптеку.

— Я не хочу, чтобы ты ходил, — немедленно заявил Билли,мрачнея.

— Все будет в порядке, большой Билл. Я тебе принесу комиксыпро Спайдермена.

— Я хочу, чтобы ты остался. — Теперь он был не простомрачен, теперь он был испуган.

Я взял его за руку, но он тут же ее отдернул.

— Билли, рано или поздно нам придется отсюда выбираться. Тыведь это понимаешь?

— Когда туман разойдется…

— Билли, мы здесь уже почти целый день.

— Не надо, чтобы мальчик сильно надеялся на это, Дэвид, —сказала миссис Терман.

— Черт возьми! — взорвался я. — Нужно ему хоть на что-тонадеяться!

Миссис Терман опустила глаза.

— Да. Может быть.

Билли ничего этого не заметил.

— Папа… Там же всякие чудовища, папа.

— Мы знаем. Но большинство из них — не все — выходят тольконочью.

— Они подстерегут вас, — прошептал Билли, глядя на меняогромными глазами. — Они будут вас ждать в тумане, и, когда вы будетевозвращаться, они вас съедят. Как в сказках. — Он крепко обнял меня с какой-топанической страстностью. — Не ходи, пожалуйста, папа.

Осторожно расцепив его руки, я объяснил, что должен идти.

— Я вернусь, Билли.

— Ладно, — произнес он хрипло, но больше не смотрел на меня.Билли не верил, что я вернусь, и это было написано на его лице, уже не гневном,но печальном и тоскующем.

Я снова подумал, правильно ли делаю, подвергая себя такомуриску, но потом взгляд мой случайно остановился на среднем проходе, где сиделамиссис Кармоди. Когда я прошел уже три четверти пути, меня догнала Аманда.

— Ты, в самом деле, должен это сделать? — Спосила она. Щекиее раскраснелись, а глаза стали зеленее обычного. Она боялась, очень боялась.

Я пересказал ей свой разговор с Деном Миллером. Загадка смашинами и тот факт, что никто не пришел к нам из аптеки, ее не очень тронули.Зато она всерьез отнеслась к предположениям относительно миссис Кармоди.

— Возможно, ты прав, — сказала она.

— Ты серьезно в это веришь?

— Не знаю. Но в этой женщине что-то жуткое есть. А еслилюдей пугать достаточно сильно и достаточно долго, они пойдут за любым, ктопообещает спасение.

— Но человеческие жертвоприношения, Аманда?

— Ацтеки это делали, — сказала она ровно. — Послушай, Дэвид.Ты обязательно возвращайся. Если что-нибудь случится, хоть что-нибудь, сразувозвращайся. Бросай все и беги. Возвращайся ради сына.

— Хорошо. Обязательно.

— Дай бог тебе… — Она выглядела усталой и постаревшей. Мнепришло в голову, что так выглядим почти все мы. Но не миссис Кармоди. МиссисКармоди стала моложе и как-то ожила. Словно она попала в свою среду.

Собрались мы не раньше 9:30 утра. Пошли семеро: Олли, ДенМиллер, Майк Хатлен, бывший приятель Майрона Ляфлера Джим, Бадди Иглтон, я.Седьмой была Хильда Репплер, хотя Миллер и Хатлен вполсилы пытались ееотговорить. А я подумал, что она может оказаться более подготовленной кнеизвестному, чем любой из нас, за исключением, может быть, Олли. В одной рукемиссис Репплер держала небольшую полотняную сумку, загруженную аэрозольнымибанками с инсектицидами, уже без колпачков и готовыми к употреблению. В другойруке она несла теннисную ракетку.