слышал беседу Главкома с генквармом (генерал-квартирмейстер). Главком говорил, что захватили 14 орудий, и давал указания относительно хода действий в следующую ночь. Коновалов выдвигал свои соображения, твердо их отстаивая. Перед этим Главком приказал на платформе генералу Шатилову передать по радио Слащеву о ходе боя на север от перешейков и добавил:

– Скажите ему, чтобы резал по тылам вовсю…

12 часов. Все идет пока благополучно. Только что Главнокомандующий, высунувшись в окно вагона, крикнул в оперативное отделение:

– Ну как – все благополучно?..

– Так точно, ваше высокопревосходительство, – отвечал поручик Н.

Главком минуту помолчал, а потом вдруг произнес:

– А не дернуть ли мне сейчас туда на аэроплане?..

Подошедший генерал Г. отсоветовал.

К 12 часам дня по карте оперативного отделения положение было таково: наша Перекопская группа подходит к Чаплинке (конница), а на берегу моря идет ликвидация противника в районе Адамани. Десант генерала Слащева подходит к Акимовке, стремясь прижать с тыла к перешейкам красные части, охранявшие Крымские ворота. Аатыши отстреливаются в упор не только из винтовок, но даже из орудий. 2 часа дня. Сейчас доставили первого перебежчика прямо с поля сражения. Рассказывает много любопытного о жизни советского юга. Допрос идет прямо на платформе у входа в оперативное отделение. Вокруг тщедушного, жалко одетого в отрепья парня – большая группа офицеров Генерального штаба, ординарцев, чиновников телеграфа. Допрос ведет поручик Н.

5 часов вечера. Главнокомандующий отправляется на фронт. Поезду приказано следовать в Ново-Алексеевку, двенадцать часов тому назад бывшую еще в руках у красных. В Ново-Алексеевке – первый случай награждения новым орденом Святого Николая Чудотворца. Первый кавалер – поручик Любич-Ярмолович, танкист, прорвавший 4 ряда проволочных заграждений и захвативший вдобавок одно орудие. Героя поздравляли. В вагоне у Главкома пили в его честь шампанское. Сам он сильно конфузился, стесняясь, видимо, все время своего рабочего перепачканного костюма.

10 часов вечера – вернулись в Джанкой. 11 часов ночи – вступил в дежурство по службе связи. 1 час ночи. К аппарату вызвали генкварма. Что-то скверное. Коновалов быстро пришел. Дежурный телеграфист читает ему по ленте вслух. Депеша от Кутепова о тяжелых потерях Дроздовской дивизии: выбыло из строя больше половины командного состава. Начальник дивизии генерал Туркул тяжело контужен. Потери вообще очень серьезные. Ввиду этого комкор (командир корпуса – генерал Утепов) решил отступить обратно к Перекопу, рассчитывая, впрочем, утром ликвидировать красных.

Генкварм выслушал всю передачу молча и только минутами, по словам А., менялся в лице и кусал губы. Неужели же все погибнет?.. Какая страшная минута, а вся почти Ставка уже мирно спит. Проходя обратно к себе в вагон, генкварм сказал начальнику связи Генштаба полковнику П. не то в раздумье, не то как бы сетуя на кого-то, не послушавшего его:

– А в общем, ночи безумные, ночи бессонные…

Странная фраза. Мы долго думали, что она может обозначать.

26 мая. Ездил в срочную командировку с приказами в штаб сводного корпуса, стоящий в Джимбулуке. По дороге без конца встречались эшелоны донцов, настроенных весьма как будто воинственно. Вопреки всем страхам и опасениям, дело Сидорина не повлияло на выступление донцов на фронт. На фронте упорные бои. Несмотря на это, в освобожденные места уже хлынули целые эшелоны спекулянтов. Разница в ценах огромная: цены ниже крымских в 20, 30, 50 раз. Никаких мер против спекулянтов пока не принимается.

27 мая. Вернулся в 9 часов утра в Джанкой. В 10 часов Главком лично допрашивал перебежчика – офицера Дроздовского полка, когда-то оставленного нами при одном из отступлений в лазарете. Бедняга страшно волновался, прикладывал поминутно руку к фуражке без кокарды, бледнел, путался. Днем генерал-квартирмейстер полетел лично на аэроплане к генералу Слащеву, находящемуся в 30 верстах от Мелитополя. Вечером вернулся. Слащев понес в боях сегодня большие потери, но, говорят, бодр. Передают, будто генкварм сказал, что Слащев будет в Мелитополе ночью.

28 мая. В 10 часов утра опубликовано официальное сообщение о взятии Мелитополя. В полдень узнал о серьезной нашей неудаче в районе Ново-Алексеевки. Отряд красных атаковал внезапно это селение, занятое Чеченской бригадой генерала Ревишина. Штаб бригады частью изрублен, частью увезен на автомобилях во главе с самим Ревишиным. Двое его сыновей-мальчуганов хотели сесть с отцом в автомобиль, но красные их выбросили, спаслось лишь 7 человек. Положение восстановлено только сейчас. Дроздовцы и марковцы продолжают нести очень серьезные потери. По сведениям из штаба корпуса Кутепова, корпус за три дня наступления потерял до 23 процентов своего состава. Кроме того, мы потеряли 4 бронеавтомобиля, компенсировав, впрочем, эту потерю хорошим исправным бронепоездом, захваченным Слащевым. До вечера – упорные бои.

29 мая. В районе корпуса генерала Писарева противник, видимо, еще не ликвидирован. По крайней мере, Алексеевка (где был позавчера Главком) опять обстреливалась каким-то кавалерийским отрядом. Отсутствие кавалерии у нас дает громадные преимущества красным. Пожалуй, это главный их плюс. В общем, фронт имеет сегодня вид полумесяца, вогнутого в нашу сторону. С флангов мы охватываем красных, в центре они все еще господа положения чуть ли не у самых перешейков. Соединения с десантным корпусом Слащева все еще нет. Мелитополь взят, захвачены, говорят, трофеи, но железная дорога туда все еще под угрозой. В 9 часов утра генерал-квартирмейстер опять полетел к Слащеву. Все отдают должное его смелости и энергии.

30 мая. На фронте упорные бои продолжаются. В центре положение наше улучшилось. Авангарды выдвинулись за Рождественскую. Днем слышал разговор Главнокомандующего с генералом Георгиевичем. Последний обронил между прочим фразу о том, что помещики не совсем довольны новым земельным законом. Главнокомандующий громко произнес:

– Я сам помещик, и у меня первого придется делить землю…

Кстати, о земельном законе. Распространяется он с черепашьей медлительностью. На район каждого корпуса посылается, кажется, по 500 экземпляров – все платные по 100 рублей за экземпляр. Масса их оседает в канцеляриях и штабах, где каждый писарь считает своим долгом взять «на память». На моих глазах, пока ординарцы рассортировали приказ, несколько полковников из Генштаба потребовали его для себя. Бесплатных экземпляров отдел печати до сих пор не удосужился напечатать. Безграничной важности реформа проводится с безграничной канцелярской глупостью. В 4 часа дня Главком уехал в своем составе в Севастополь. Ставка осталась. За Главкома – Шатилов.

Договорились до того, что и теперь в Ставке «что-то неладно». История с Ревишинской бригадой очень подозрительная, хотя могло выдать и само население. Чеченцы с места в карьер принялись за старое – за грабежи. Около 12 ночи приехал офицер – сын генерала Ревишина. Он просил, через ротмистра С., ординарцев узнать, не давал ли Главнокомандующий радио в