Ниже шла таблица из строк разной ширины. В её верхнем левом углу был нарисован угловатый робот, похожий на два составленных друг на друга ящика. У него были длинные верёвочные руки и круглые чёрные глаза. «Робот, – было написано напротив рисунка, – 19 грамм». Строкой ниже располагался лев с проволочной гривой. «Игрушка средняя», 15 грамм. Дальше – кукла, платье в горошек. С косами и удивлённо разведёнными в сторону ручками. «Пупс» – 13 грамм. И так до самого низа – всего двенадцать позиций. Самый тяжёлый в граммах – «Ящер», 31, самый лёгкий – заяц с согнутым ухом, «Игрушка не сортовая», 7–9 грамм.

«Все опытные образцы охотничьей продукции являются собственностью государственного унитарного предприятия Русмикро, – гласила набранная гигантским курсивом надпись в самом конце буклета. – Самовольное присвоение продукции карается по закону. Адреса пунктов приёма…»

– Пиздец, – тихо сказал Андрей вслух.

Он опустился на стул и свёл перед собой ладони. В голове шумело, и сердце скакало со всё возрастающей скоростью. Они правда ведь это устроили. Не сказки никакие, не пьяные байки, как хотелось думать… Охотничий клуб! Охотничий клуб, сука!

– Я-то думал… – пробормотал Андрей.

Он вскочил и заметался по кабинету. Это очень спокойно было не думать, – сказало что-то внутри. Не знать, не участвовать, не видеть. Это почти всегда лучший вариант. Ну а что, ты думал, они с ними делают? В ток-шоу приглашают? Посылают в Китай на перевоспитание?!

– Блядь, – сказал Андрей, сжав кулаки и с размаху саданув правой по столу, – ёбаный пиздец! Какого хрена?! Какого хрена, сраное мудачьё?!

Он вспомнил концерт и прыгающие с плакатом фигурки. Второй фронт. Какой к ебеням ещё фронт?!

– Он же обещал, – пробормотал Андрей, – я же сам слышал…

Всё это было неважно. Детские оправдания. Эти начдепы и генеральные. Старшие по дивизионам и заведующие цехов. Они врут, открывая любую прорезь в своём сраном теле. С ними можно только копиями протоколов обмениваться.

И вот как выходит. Они их сдают по граммам. Травят своё пустоглазое быдло на живых…

Неужели никто снаружи не знает, ужаснулся он, – и тут же сообразил, что и это неважно. Знает, не знает, – херня на палочке. Кому надо – в курсе, остальные не берут в голову…

– Прямо как я, – сказал Андрей и криво улыбнулся. – Ну я и мудак…

Он сильно укусил себя за кисть руки. Боль резанула, закапала кровь. Вот это хорошо, что кровь.

Он свернул буклет, засунул его во внутренний карман пиджака и сделал пару шагов к двери.

Нет, не надо пока никуда бежать. Сначала подумать. Подумать сначала, что теперь. К Вальке – чтобы пустить через его сетевых боевиков? Вообще вовне? Это тогда надо куда-то далеко вовне. Не только из «Микрона», из страны, наверное… И вообще мало этой бумажки, никто такой ботве не поверит. Надо ещё что-то подобрать.

Андрей не стал закрывать дверь в кабинет, если кому-то захочется – пусть сопрут канцелярский набор. Стараясь глубоко дышать и не ускорять шаги, он вернулся к Валюхину. Тот продолжал мерзко скалить зубы и завязывать губы бантиком.

– А у вас есть устав клуба или что-то в этом роде? – спросил Андрей, стараясь смотреть мимо его плеча.

– У председателя есть, – проворковал Денис.

– Где его можно найти?

– А пёс его знает. Может, в спортзале. Это если по правому рукаву идти.

По правому рукаву идти пришлось долго; на пути попадались открытые двери, за которыми темнели коробки от каких-то старых, явно отправленных на пенсию механизмов. Затем попалась комната, похожая на раздевалку: вдоль её стен стояли одинаковые железные шкафчики с прорезями. Андрей подумал, что спортзал будет сразу же за ней, но не тут-то было. Хмурые лестницы без перил уходили как вниз, так и вверх, и какое направление выбрать, было в очередной раз совершенно не понятно. Андрей поднялся на один этаж и упёрся в массивные двери. Закрытые. Спустился и попал в странную, без предбанника даже, длинную душевую. Потрескавшийся кафель, ржавые душевые стойки и краны без ручек. Он видел что-то подобное в тюремном изоляторе. Похоже, что последний раз здесь мылись ещё в прошлом веке. Решив, что заблудился и надо возвращаться, Андрей на всякий случай проверил дверь с противоположной стороны от входа в душевую.

Спортзал был здесь. Небольшой, но куда более опрятный, чем помывочная. Велотренажёры, штанги, брусья. На потолке и стенах горели несколько голых лампочек. Людей не наблюдалось.

Андрей обошёл зал, разглядывая одну из его стен – целиком составленную из разноцветных стеклоблоков. Местами она превратилась в сплошную паутину трещин, как будто по стеклу лупили кувалдой, но кое-где на стекле можно было заметить удивительные, будто детские узоры – зайчики, домики, птички… Андрей заглянул в раздевалки, но и в них никакого председателя не обнаружилось. Значит, не сегодня. Не судьба, значит.

Он вышел на середину зала, чтобы ещё раз посмотреть на странные стеклоблоки, и вдруг заметил какое-то шевеление у противоположной стены, около скамейки на гнутых ножках. Андрей сделал шаг в ту сторону, силясь разглядеть, кто это шуршит: крыса или, может быть, кошка. И в этот момент от стены отделилась маленькая фигурка и двинулась ему навстречу.

Маленький медведь встал в круге света от ближайшей лампочки, задрал голову вверх и внимательно уставился на Андрея.

– Здравствуйте, – сказал медведь.

Андрей покачал головой. Это было дежавю, и даже не в первом отражении. Как будто так уже повторялось много раз. Тусклый свет, запах смеси олифы с по́том и бурый мишка с чёрными глазками стоит напротив и внимательно смотрит. Всё заранее известно. Андрей опустится на корточки, чтобы медведю было удобно смотреть. И будет говорить, сдерживая страх и желание закричать. Он уже знает, что это плохое дежавю. Там впереди что-то… что-то такое, что пока прячется за медведем…

– Здравствуйте, – сквозь оцепенение сказал Андрей и опустился на корточки.

– Меня зовут Семён, – представился медведь и как-то нерешительно качнул лапой. Как будто хотел протянуть её, но в последний момент передумал. – Вы ведь не ловец? Вы не похожи.

– Простите, – сказал Андрей, – я не знаю, кто такой ловец. И знаете, меньше всего я ожидал, что именно это у меня спросит плюшевый медведь… вы только не обижайтесь.

– Я не обижаюсь. А что такое плюшевый?

Андрей непроизвольно улыбнулся.

– Снова простите, но вы немного похожи на плюшевые – мягкие такие – игрушки для детей.

– Я не знаю, из чего я сделан, – сказал медведь и почему-то оглянулся назад. – Но из не очень мягкого. Мне про детей говорили, – медведь чуть подумал, – я их видел на движущихся картинках.

Андрей тоже оглянулся. Он вдруг понял, что они стоят в зале, куда в любой момент может ввалиться хоть бы и целый отряд архивных спортсменов. Он быстро прошёл к двери и запер её на щеколду.