— Не знаю, на банкет ли, но сказал, чтобы я никуда не уходил.

Она кивает.

— Как самочувствие? — спрашивает Ирина участливо.

— Нормально, Ир, бывает хуже, — отвечаю я, вспоминая Корнея.

Кто бы подумал, что несколько часов назад борец за правопорядок участвовал в бандитской разборке и заработал начальный авторитет, завалив крутую дичь и отстояв свою делянку. Как говорится, пером и шпагой… Мда… Это долгий путь наверх, если хочешь играть рок-н-ролл… Как сказали бы пацаны из ac/dc.

Скоро всё заканчивается и да, Ефим ведёт меня на афтепарти, банкет для избранных и приближенных. Ба, знакомые лица. Юрий Платонович тоже здесь. Мафия бессмертна, да?

— Отличная речь, Егор, — улыбается он. — Извини, руку повредил на даче.

— На даче? — удивляюсь я. — Я и не знал про её существование. А что же мы ни разу шашлык не замутили?

— Тише-тише, давай без фамильярностей, — подмигивает он и отходит, здороваясь с какими-то шишками.

Ефим берёт меня под руку и таскает по фойе. Он знакомит меня со всеми крутыми чуваками области. С главным кагэбэшником, начальником Куренкова, с секретарями обкома, включая первого, а ещё с главным комсомольцем области Дорофеевым.

— Очень приятно познакомиться, Юрий Сергеевич.

— Мне тоже, Брагин, — благосклонно кивает он. — Ты молодец, смелый, инициативный, разумный. Нам таких надо побольше. Где тебя Новицкая откопала только?

Я смущённо улыбаюсь. Ну что тут скажешь…

— Брагин, — окликает меня подкравшийся сзади Печёнкин. — Ну, ты и гусь, я тебе скажу. С тобой, похоже аккуратней надо, да?

— Ну что вы, Глеб Антонович, мы же с вами друзья, Правда? По крайней мере, мне бы хотелось так думать. Друзья ведь бывает вздорят, но всё равно, продолжают свой путь по жизни рука об руку. Помогают там друг другу, ну и всё такое.

— Смотри, — качает он головой, — быстро вознёсся и высоко, к тому же, падать больно будет. Это я тебе со знанием дела говорю. Если умный, а ты ведь не дурак, поймёшь…

Да чего тут понимать-то, это ни для кого не секрет. Целый генерал-майор из Москвы в областном УВД. Ясен пень, падение болезненным было.

— Будем вместе нацеливаться на столицу, товарищ генерал-майор.

— Ну-ну, хмыкает он и отходит в сторонку.

Потом всех приглашают за большой стол, накрытый в отдельном зале. Все рассаживаются согласно статусу. Начинаются тосты, очень похожие на продолжение речей с официальной части. Даже я удостаиваюсь персонального тоста и выступаю с ответным словом, поднимая бокал с «Боржоми».

Часа через полтора я потихоньку смываюсь, спросив разрешения у Ефима. Он уже совершенно навеселе, как и многие партийные бонзы. Он, кажется, довольным результатами пленума. Ну, и хорошо. Новицкая остаётся, Платоныч тоже, а я сматываю удочки.

Прихожу домой, если честно, совсем никакой.

— Тебя где опять носило целый день⁈ — напускается на меня мама.

— А вот, глянь, — улыбаюсь я и выпячиваю грудь с медалью.

— Ох! — всплёскивает она руками. — Андрей, иди посмотри! Сын-то в тебя похоже пошёл.

Отец выходит с кухни и внимательно рассматривает награду, а потом жмёт руку и тепло обнимает, стараясь не задевать плечо. Его глаза светятся гордостью, не подкачал сынок.

— Егорка, ты кушать будешь? — спрашивает мама.

— Нет, мам, я же с банкета обкомовского. Там знаешь, чего только не было, так что я не голодный совсем.

— Ну давай тогда, ложись…

И я ложусь. Времени ещё немного, но сейчас я в состоянии только лежать. Это единственное, что мне действительно нужно сейчас… Я уже начинаю задрёмывать, как в прихожей раздаётся звонок. Отец выходит из кухни и идёт открывать. Он быстро возвращается и, прежде чем скрыться на кухне, бросает короткое:

— К тебе…

И кто там ко мне? Так мог только Трыня прийти, но это явно не он. Блин только бы не Суходоев какой-нибудь…

Я поднимаюсь с дивана и, как есть, иду в прихожую. В одних боксерах. Итак, кто у нас тут…

Посреди прихожей стоит Наташка Рыбкина. Она смущённо хлопает глазами и отводи от меня взгляд. Не рассчитывала на стриптиз, да? Сердце ёкает… Я и сам не рассчитывал выступать перед ней в таком виде.

— Привет, — тихо говорю я.

12. Кем бы мы были без наших друзей

— Привет, — отвечает она, глядя в пол. — И тебе привет, Раджик.

Пёс молотит хвостом и крутится вокруг Наташки. Смотри-ка обрадовался как. Скучал что ли?

— Проходи, — предлагаю я. — Мама там ужином соблазняла.

— Ой, Наташа! — заглядывает мама, — Ты чего в дверях? Проходи скорее, сто лет тебя не видела!

— Да, я на минуточку всего, — смущается Наташка, — Егора забежала проведать… Отец сказал, что он…

— Ну пройди-пройди, — перебивает мама, — дай хоть посмотреть на тебя, иди, хоть на минутку!

Мама хватает её за руку и тянет в комнату. Наташке, как воздушному шарику, приходится лететь за ней. Она едва успевает сбросить на ходу босоножки и устремляется за мамой.

— Оденься давай, — бросает мне мама, — герой. Девушку разве можно в трусах встречать?

Может, и можно, а, может, и должно… А, может… Разные варианты бывают… Я натягиваю старую полинявшую футболку и джинсы.

— Ой, — охает мама, — Андрей, иди посмотри. Посмотри только, какая красавица стала. О-го-го! Ну, держитесь, парни, вон красотка какая. Ну-ка повернись! И когда успела-то? Ну, сознавайся, от женихов отбоя нет поди? Смотри, окрутит какой-нибудь хлыщ, князь Курагин новосибирского разлива.

Папа стоит в дверях кухни, скрестив на груди руки и улыбается, а Наташка, краснея от смущения, даже прикрывает глаза ладошкой.

— Да уже, мам, — говорю я.

— Что? — спрашивает мама, в ужасе распахивая глаза.

Папа предвидя мелодраматический поворот разговора, моментально скрывается в кухне и, отгораживаясь от таких странных бесед, нажимает кнопку магнитофона. И… блин… Я ведь эту песню ещё с детства помню… «Соли»… В тему папа подобрал… Только я, только ты… Челентано…

— Курагин, — отвечаю я. — Новосибирский. Окрутил уже…

— Как? — только и может произнести мама.

— Это просто друг, — пылко отвечает Наташка, как ребёнок отстаивающий своё право на независимость.

Читай «Войну и мир», деточка, граф Толстой всё, как по нотам расписал… Впрочем, чего это я, разворчался, будто дед старый… А мелодия припева мне и не нравилась никогда… Просто друг… Мда… Ну и хорошо, кем бы мы были без наших друзей? Интересно, а я кто, просто одноклассник типа?

— Анна Никифоровна, вы простите… — довольно твёрдо говорит Наташка, — мне правда бежать надо, а то там… папа, в общем, не в форме немного… Я постараюсь ещё забежать до отъезда.

Понятно, хахаля твоего задирает, как выпьет…

Я плетусь провожать её в прихожую и молча наблюдаю, как она обувается и поправляет узенькие ремешки на босоножках. Вспоминаю, как она сердито обувалась здесь, когда я впервые её чмокнул. Кажется, сто лет прошло…

Радж тычется в неё носом, недоумевая, почему она так быстро уходит.

— Ты сам сказал, — говорит Наташка, выпрямляясь и замечая, должно быть, что я пялюсь на её ноги, — что между нами ничего нет и не может быть. Так зачем тогда эти глупые шуточки? Разве тебя касается то, что я делаю в…

Она не договаривает и на секунду замолкает.

— Я пришла узнать, как ты себя чувствуешь. Мне отец сказал, что ты… ну, что, в общем, в тебя… стреляли… ужас какой-то…

Она мотает головой и её густые тяжёлые волосы рассыпаются и снова собираются, как волны.

— Но я вижу… что у тебя всё хорошо. Что же, очень рада… Ладно, я пошла. Пока.

Я не произношу ни слова. Просто стою и смотрю на неё. Рассматриваю её лицо, глаза, губы, складочку на лбу. Не дождавшись, что я что-нибудь отвечу, она хмурится, поворачивается и выходит из квартиры, аккуратно притворяя за собой дверь.

А я снова раздеваюсь и ложусь в постель, закрываю глаза и под голос Челентано с кухни прокручиваю в голове события сегодняшнего дня. Очень надеюсь, что Корней не придёт ко мне в ночном кошмаре… Корней… Удивительно, но он, можно сказать, практически не занимает мои мысли…

Блин, какого хрена, Егор! Ты же сам ей всё сказал, причём, заметь, правильно сказал. Тебе просто позлиться охота или что? Ни себе, ни людям? Пусть живёт девчонка своей жизнью, оставь её в покое. Давай, лучше подумай о предстоящих делах, а ещё лучше, просто спи…

* * *

Утром звонит Куренков.

— Как дела? — настороженно спрашивает он.

— Отлично, — отвечаю я сонным