в магазине или сделать своими руками – из настоящих волос, которые женщина сбрила перед свадьбой, или даже из остриженных волос дочерей.

По прибытии в Освенцим все волосы – настоящие и фальшивые, светлые и темные, кудрявые и прямые, уложенные или непримечательные – отрезали.

Ирена через окно пыталась сообщить это Брахе, изображая пальцами чикающие ножницы. Используемые в лагерях ножницы и машинки быстро портились. Заключенные-брадобреи – мужчины – собирали горсти волос с голых женщин и небрежно стригли, оставляя в разных местах небольшие клочки волос. Когда Ирену привезли в Освенцим, она увидела женщин с первого поезда в их плачевном состоянии и подумала: «Господи, какие преступления они совершили, что с ними тут такое сделали?»{150}

Но это было не самое худшее.

– Раздвинуть ноги! – Прокричал охранник.

Многие женщины тихо плакали, пока сбривали их лобковые волосы. Абсолютное нарушение неприкосновенности тела. Женщин лишали индивидуальности, достоинства и скромности. Одна из выживших попыталась зарисовать этот момент. На ее пугающем эскизе изображены голые, безволосые тела, и подписаны слова удивления: «Это ты?», «А у тебя красивая фигура!», «Где ты?»{151}.

Сестры и подруги проходили мимо друг друга, никого не узнавая – волосы играют важную роль в индивидуализации. Некоторые женщины заливались смехом – так забавно они выглядели. Многие шутили, что они теперь похожи на своих братьев. Кто-то утешался тем, что страдает не в одиночестве. Кто-то стоял, сжимая в руках обрезанные локоны, будто пытаясь удержать остаток своей человечности.

Когда шестнадцатилетняя Браха остригла длинные косы, она их продала. Был спрос, была возможность немножко заработать. Когда женщин насильно обривали в концлагерях, это делалось в первую очередь по гигиеническим причинам – чтобы избежать вшей, – однако эти волосы не выбрасывали.

Еще в 1940 году Рихард Глюкс, один из подчиненных Гиммлера, отдал приказ утилизировать все волосы в концлагерях, и отделять женские от мужских{152}. Самые короткие мужские волосы можно было вплетать в пряжу. Волосы подлиннее вплетали в носки для команд на подводных лодках и немецких сотрудников железнодорожных станций, использовали для изготовления сапог или непромокаемого материала для боеголовок.

Волосы мыли и развешивали на веревках в комнатах над крематорием. Жар от печей крематория сушил волосы, а ухаживали за ними группы «расчесывальщиков»: пугающая работа{153}. Компании, занимающиеся уходом за шерстью, платили по 50 пфеннигов за килограмм волос, которые собирали в мешки и отправляли в пункты назначения. Волосы принесли много денег администрации Освенцима; записи о новых доставках появлялись пятого числа каждого месяца{154}.

Немецкая текстильная индустрия давно стремилась привнести инновации в свою сферу. В военные годы они занимались обработкой волос француженок – их включали в материал, из которого делали тапочки, перчатки и сумки{155}. За 11 месяцев администрации Треблинки, Собибора и Бельзека отправила в Берлин 25 грузовиков женских волос.

Это был не худший подобный случай. В 1946 году чешский врач Франц Бхала, заключенный Дахау, дал показания под присягой, в которых рассказал о жуткой практике – человеческую кожу обжигали, чтобы использовать в качестве материала для изготовления рейтуз, перчаток тапочек и сумок{156}. Ходили слухи, что у любовницы Гиммлера, Хедвиги Поттхаст, была копия автобиографической книги Гитлера «Mein Kampf»[24], обтянутая человеческой кожей{157}.

Люди с таким менталитетом создавали вселенную, в которой теперь жили Ирена и Браха.

«Все казалось настолько нереальным, что я ничего не понимала… Никто не объяснял, что происходит и что нас ждет», – Браха Беркович

Время мыться.

Сотни обнаженных женщин спустились в квадратную ванну глубиной примерно в полтора метра. Мыла не было. Полотенец тоже. Ирену вся процедура глубоко ужаснула. Браха пребывала в шоке. Вместо талька в лагере была пыль ДДТ для дезинсекции, избавления от вшей (еntlausung).

К тому времени как Гуню привезли в Освенцим из Лейпцига в 1943 году, ванну заменили на душевые. Гуня оказалась в грязной душевой, которую назвали «сауной». Ее совсем недавно построили в Аушвице-Биркенау. Раздетых заключенных делили на две группы: в одну попадали пожилые женщины, или женщины с очевидными проблемами со здоровьем, а в другую – женщины помоложе, посильнее. Гуня сразу поняла, к чему это разделение. Одна группа продолжит жить, другая – отправится на смерть. Гуня сняла и сложила одежду, как было сказано, но обувь снимать не стала и пошла в ней в душ – не хотела, чтобы ботинки украли. Она встала под душем и стала ждать поступления воды.

Воды не было.

Газовые камеры, замаскированные под душевые в нацистских лагерях смерти – это, пожалуй, ныне самый печально известный элемент индустриализированных массовых убийств. Однако эволюция от передвижных эскадронов смерти, убивающих жертв выстрелами по одиночке, до этих современных методов уничтожения заняла некоторое время. Этот процесс тоже жутким образом был связан с одеждой и раздеванием.

Рассудив, что расстрелы перед окопами и ямами – неразумная трата пуль и труда солдат, нацисты сосредоточились на разработке более удобных и действенных способах убийства, которые не были столь психологически травмирующими для убийц. Эксперимент начался с так называемой эвтаназии, затем последовало отравление машинным газом – его пускали в запертые фургоны с заключенными. Ни один вариант не состыковывался с логистикой геноцида. Прорыв был совершен как раз в Освенциме, отчасти как последствие процедуры раздевания.

Проблема была во вшах, а точнее в смертельном заболевании, которое они разносили – тифе. Вшам хорошо в теплом, грязном и тесном окружении. Женщины, прибывшие в марте и апреле 1942 года, обнаружили, что их бараки кишат вшами и постельными клопами, которые кормились кровью прошлых обитателей. Отчасти голову и тело обривали по прибытии как раз с целью предотвратить размножение вшей. Вши ищут складки в коже и в одежде. Они размножаются под воротничками, глубоко в карманах, во швах. Они представляли такую угрозу здоровью, что некоторые участники подпольного сопротивления в Освенциме использовали тифозных вшей в попытках убить эсэсовцев – насекомых подбрасывали в воротники рубашек и курток{158}.

Комендант лагеря Рудольф Хёсс был сильно обеспокоен опасностями, которые могли последовать за эпидемией тифа. Ситуация была абсурдной: условия жизни в лагере были грязными и опасными, и потому что не было адекватной инфраструктуры для соблюдения чистоты, и потому что заключенных самих приравнивали к паразитам – соответственно, они не считались достойными нормальных жизненных условий. Однако эсэсовцы не хотели «пачкаться» в тех условиях, которые считали подходящими для заключенных.

Если Хедвига Хёсс и другие семьи эсэсовцев, живущие за пределами лагеря, наслаждались теплыми ваннами с мылом, а их одежду и белье стирали слуги из ближнего города, заключенным подобная роскошь была недоступна. Когда Браха, Ирена и остальные вышли из холодной и грязной купальни, они обнаружили, что всю одежду унесли