бумаге и был заменен на предложение назначить фельдмаршала фон Гинденбурга главнокомандующим всего Восточного фронта. При этом предполагалось, что германское Верховное командование останется для него вышестоящей инстанцией, которая, в свою очередь, не станет отдавать каких-либо решающих указаний без согласования с австро-венгерским Главным командованием.

Это предложение было обсуждено на состоявшемся 26 июля совещании двух начальников Генеральных штабов. Фон Гетцендорф отверг его из-за несогласия с кандидатурой. К тому же, по его мнению, прежний способ управления через два армейских командования себя полностью оправдал. При всем уважении к фон Гинденбургу, его назначение, по его мнению, было бы расценено в австро-венгерской армии как установление германского верховенства и вместо ожидаемого энтузиазма вызвало бы дискомфорт и недовольство. Как подчеркнул фон Гетцендорф, против этого выступили бы прежде всего славянские народы, которые со все возрастающей пагубной силой начали бы утверждать, что ведущаяся война является войной между славянством и немцами. Лично он ничего против фон Гинденбурга не имеет, но как начальник австро-венгерского Генерального штаба обязан решительно отстаивать престиж монархии, армии и Главного командования.

Подобная позиция лишний раз показывает, какие страсти разгорелись тогда вокруг вопроса о назначении общего для всех главнокомандующего. Вместо того чтобы вести ясные и открытые переговоры по столь важной проблеме, делалась попытка найти обходные пути ее решения. Ведь назначение фон Гинденбурга общим главнокомандующим неизбежно привело бы к фактической ликвидации австровенгерского Главного командования в Цешине, поскольку при едином Верховном командовании в прежнем своем качестве оно стало бы ненужным. Для Восточного фронта штаб в Цешине превратился бы в совещательный орган, а принятие всех решений было бы возложено на фон Гинденбурга. При понимании этого не составит труда догадаться, почему фон Гетцендорф побудил своего императора отклонить данное предложение.

Зато непонятными и в высшей степени удивительными являлись высказываемые австрийцами возражения. Они усматривали в возможной немецкой «гегемонии на Восточном фронте» опасность того, что Германская империя станет использовать захваченные русские территории в качестве ценного объекта торгов в ходе мирных переговоров даже в том случае, если австро-венгерские земли из-за плохо организованной обороны попадут в руки России.

Подобные подозрения ни на чем не основывались. Напротив, немецкие войска неоднократно очищали Галицию от противника и защищали Венгрию. Поэтому и в будущем было совершенно немыслимо ожидать от них иную позицию.

Еще более странным являлось утверждение о том, что Германия, как и в случае с Италией, не объявит войну Румынии, если последняя нанесет удар по монархии. Тогда Австро-Венгрия якобы останется без поддержки и не сможет свободно распоряжаться даже своими собственными войсками. Дело доходило даже до предположений о том, что в случае неблагоприятного исхода войны Германия начнет использовать свою «гегемонию» для покупки более выгодных условий, а также позволит без ущерба для себя действовать против Австро-Венгрии не только Италии и Румынии, но и России.

Насколько же могут заблуждаться даже умные люди!

А ведь фон Гетцендорф знал, почему Германия не объявила войну Италии. В отношении же Румынии Германия никогда не хотела оставаться простым наблюдателем. И тем более совершенно надуманным являлось предположение о том, что при определенных обстоятельствах Дунайская монархия падет. Гораздо правильнее было бы утверждать обратное.

Подобное предположение создавало весьма неприятное впечатление еще и потому, что оно было связано с попытками во что бы то ни стало похоронить предложение, угрожавшее существованию Главного командования. А вот император Франц Иосиф мыслил тогда гораздо шире и свободнее, чем его начальник Генерального штаба, наказав ему ставить благополучие общего дела превыше всякого престижа.

Осознание того, что соглашения с австро-венгерским Главным командованием по вопросу о назначении общего главнокомандующего достичь не удается, в конечном итоге привело к пониманию необходимости его решения путем быстрейшего достижения соглашения между двумя императорами. Однако такой шаг мог повлечь за собой отстранение фон Гетцендорфа от должности или его добровольную отставку. Поэтому исходя из этого соображения их встреча была отложена. Ведь находившуюся и без того в довольно тяжелом положении союзную армию не следовало подвергать новым потрясениям из-за ухода ее начальника Генерального штаба.

Тем не менее при всем уважении к фон Гетцендорфу вопрос о командовании все же должен был быть решен. И разрешить его взялся император Германии Вильгельм II. В конечном итоге в ставке германского Верховного командования состоялось совещание, на котором присутствовали эрцгерцог Фридрих, фон Гетцендорф и фон Гинденбург, где и было достигнуто соответствующее соглашение. Согласно ему с 28 июля верховное командование на Северо-Восточном фронте, включая 2-ю австро-венгерскую армию Бем-Эрмоли, возлагалось на фон Гинденбурга. Он подчинялся германскому Верховному командованию, которое в отношении района к югу от Припяти согласовывало свои решения с Главным командованием Австро-Венгрии. Армии же южного фланга были сведены в «группу армий эрцгерцога наследника престола»[37].

Конечно, никто не поверит, что ситуацию на Востоке могло изменить одно только имя Гинденбурга. Однако всем понятно, что фельдмаршал, взяв на себя ответственность за командование, в корне изменил ситуацию на всем фронте за счет ликвидации трудоемких процессов передачи приказов по двум армейским каналам и исключения влияния личностного фактора на принятие решений. Теперь на своем фронте он мог поддерживать надлежащий порядок. А кроме того, с его вступлением в должность началась систематическая переброска немецких частей на фронт союзников и широкий обмен офицерами. Армии смогли ближе познакомиться друг с другом и получить представление об имевшихся у них особенностях. В результате у них возрос взаимный интерес, а все это, не считая отдельных неудач и срывов, заметно способствовало общему делу.

Не случайно очень многие как старые, так и молодые австро-венгерские офицеры откровенно говорили мне, что они давно мечтали вместе выступать с немецкими войсками и воевать под немецким командованием, а почерпнутый в этом плане опыт никаких разочарований с собой не принес. На австрийском же солдатском жаргоне прибывавшие на фронт немецкие части вообще назывались «корсетными пластинами жесткости». И хотя это название может показаться не совсем удачным, оно точно отражало истинное положение вещей.

Однако урегулирование командных отношений на Восточном фронте явилось тем не менее лишь частичным решением. Вопрос о едином главнокомандующем по-прежнему оставался нерешенным. В то же время стремление к его урегулированию стало исходить из совершенно разных источников. Так, Энвер-паша[38] и король Болгарии внесли предложение, чтобы верховное командование принял на себя германский император. Того же, причем совершенно независимо от этого, добивались и многие офицеры из окружения австро-венгерского Верховного главнокомандующего[39]. Ведь все были убеждены, что в столь ответственный момент настоятельно необходимо объединение всех сил и что личные особые пожелания приниматься во внимание больше не должны. Поэтому в