Полковник смотрел на него со страхом.

По коридору бегали люди, кричали. Там по-прежнему играла музыка.

Кто-то ударил по двери и крикнул:

– Вы здесь, герр оберст?

Вадим приложил палец к губам, придвинул ствол поближе к черепу своей потенциальной жертвы. Полковник подавился, схватился за горло.

Хлопали двери, народ уносился из здания. Что, собственно, и требовалось доказать. Осталось молиться за товарищей, чтобы они не попали в западню, выпутались из передряги.

– Поднимайтесь, господин полковник. Приведите себя в порядок. Поглядите, на кого вы похожи! Смотреть тошно. И заберите свой портфель. Не мне же его тащить!

За стенами не смолкал нешуточный грохот. Партизаны нашли позицию, с которой могли безнаказанно пакостить немецко-фашистским захватчикам и их пособникам.

Через пару минут офицеры покинули кабинет. Они шли рядышком. Через руку Вадима был перекинут плащ, ствол «Вальтера» упирался полковнику в ребро. Краус был бледен, закусил губу. Он решительно не желал расставаться с жизнью.

– Шире шаг, господин полковник, – процедил Вадим сквозь зубы. – Что вы тащитесь как неутешная вдова за гробом?

Распахнулась дверь, высунулся взволнованный офицер:

– Герр полковник, что происходит? Вы куда?

– А ну, марш отсюда! – прорычал Вадим, делая страшное лицо. – Сидеть и не высовываться! Герр полковник эвакуируется!

«Полная чушь, но как не вспомнить нетленный постулат Геббельса про веру в самую чудовищную и нелепую ложь. Мне нужна всего минута», – подумал Вадим.

Офицер попятился, захлопнул дверь.

Сиротин вытолкал тормозящего полковника в холл. Там было пусто, все разбежались. Звуки боя уже стихали, хлопали только отдельные рваные выстрелы. Это было очень нехорошо.

В динамике под потолком продолжал греметь бравурный марш. Чем еще поднять моральный дух? Не победами же, о которых можно забыть.

В вестибюле бывшей гостиницы голосила женщина. Мол, спасите-помогите. Почему меня все бросили? Мне страшно! Дама спряталась за стойкой, лишь испуганные глаза поблескивали в полумраке.

Вадим тащил полковника через вестибюль, к распахнутым дверям. У Крауса отчаянно заплетались ноги, он тяжело дышал.

Рванулся вверх дежурный, кинулся наперерез:

– Господин полковник, там стреляют, вам туда нельзя!

Сиротин быстро огляделся. Охраны нет. Часового с крыльца корова языком слизнула.

– Унтерфельдфебель, доложите, что происходит? – рявкнул он.

– Мы не знаем, – промямлил дежурный, растерявший молодцеватый вид. – Бой идет через дорогу. На полицейский участок напала крупная группа диверсантов или партизан. Наши отбиваются, все там. Господин оберст, вам лучше туда не ходить.

Вадим ударил по виску дежурного рукояткой пистолета. Тот сделал глупое лицо и без чувств осел на пол.

Завизжала женщина. Эх, провести бы ей удушающий прием.

Ствол «Вальтера» опять уперся полковнику в бок. Они свалились с крыльца. Во дворе никого.

Сиротин подталкивал Крауса к «Кюбельвагену» с чемоданами на заднем сиденье. Передние дверцы машины гостеприимно раскрыты, ключ в замке зажигания. Слава богу! Жаркий пот струился по лицу Вадима, щипал глаза.

– Садитесь, полковник! Время не ждет, мы опаздываем. – Он упер пистолет в копчик Крауса, и тот зашевелился, полез на пассажирское сиденье.

Вадим захлопнул дверцу – его подопечный точно не справился бы с этим, – побежал вокруг капота. Живо за руль, запустить двигатель!

Мотор взревел, забился неритмично, как нездоровое сердце.

Полковник схватился за дверную ручку, норовил выбраться из машины. Сиротин потянулся, ударил рукояткой. Кисть обвисла, Краус закричал от боли, заерзал, стал ругаться.

«Нет, так дело не пойдет. Я же вам не многостаночник в конце-то концов!»

Вадим разозлился и врезал локтем по виску полковника. Тот обмяк, завалился набок.

Вадим отжал сцепление. Машина покатила через двор, набирая скорость.

Тысяча проклятий! На посту у шлагбаума еще остались охранники, не все ринулись в бой.

Путаясь в полах шинели, наперерез легковушке бежал солдат и вскидывал карабин. До него дошло, что полковника германской армии кто-то увозит силой.

Вадим привстал, выпустил несколько пуль. Он мельком видел, как физиономия солдата окрасилась кровью. Тот рухнул под колеса.

Маневрировать было уже поздно. Сиротин до предела утопил педаль газа. Машина подпрыгнула, перевалила через тело.

Распахнулась задняя дверца, которая была неплотно закрыта. Хорошо, что только она. У Вадима зубы чуть не вылетели от этой трясучки.

Еще один охранник, тот самый обер-ефрейтор болезненного вида, ублажавший его беседой, метался вдоль шлагбаума. Он явно не знал, как себя вести. Вадим надавил на клаксон. Тот сперва прыжками припустил к будке, освобождая проезд, потом все же вспомнил про свои обязанности и вскинул карабин. Сиротин выстрелил ему в ногу. Бить на поражение он не стал, все-таки знакомец какой-никакой.

Часовой переломился, запрыгал на одной ноге, прежде чем грохнуться. Бампер у «Кюбельвагена» был усиленный. Летящая машина протаранила шлагбаум, протянутый сравнительно низко.

Вадим сбросил газ и заложил крутой вираж направо. Зад автомобиля нещадно занесло. Из распахнутой двери посыпались чемоданы. Вадим еле справился с управлением. Машина снова встряхнулась, взлетела на бордюр, свалилась с него.

Стонал полковник, начиная приходить в себя.

– Рановато вы это затеяли, герр оберст, – буркнул капитан и повторил удар, теперь уже тыльной стороной ладони.

Бульдожья голова дернулась и поникла.

Водитель схватывал на лету все нюансы меняющейся обстановки. Пустой переулок. Все ушли на фронт, как говорится. На улице Семнадцатого партсъезда еще кто-то стрелял, но как-то вяло, без задора.

Вадим вывернул на улицу. Из окон полицейского участка валил дым, забор был проломлен, во многих окнах выбиты стекла. Несколько тел и перевернутый мотоцикл валялись вдоль ограды. Погуляли ребята от всей души.

Какие-то фигурки перебегали от дерева к дереву. Мертвый солдат, потерявший каску, валялся у проезжей части. Череп в куски, кровью залит ветхий поребрик.

Он пригнулся, вцепился в руль и повел машину по встречной полосе к кольцу на главной площади, проскочил его. Чуть дальше Вадим увидел стайку мотоциклистов, несущуюся ему навстречу. Он не стал давать круг, чтобы повернуть налево, на Весеннюю улицу, и едва успел убраться из-под носа противника, летящего на него. Там было все серьезно – черные мотоциклетные очки в полрожи, пулеметчик в люльке.

Мотоциклист рванул руль, взгромоздился на клумбу, чуть не протаранил мешки с песком, опоясывающие зенитную батарею. Солдаты кричали, тыкали в него пальцами. Он, видите ли, нарушил правила дорожного движения, а это непорядок.