Потом партизаны дали полковнику испить водицы из запасов, найденных в багажнике мотоцикла, и поволокли его через кустарник к подножию горы.

Впоследствии он часто вспоминал это «героическое» восхождение. Спускаться было приятнее. Усталость гнула людей, ветки хлестали по щекам. Катились камни, предательски гуляли под ногами. Группа прорывалась сквозь кустарник, лезла на каменные уступы, углублялась в скалы.

Тропа здесь была едва заметной. Хотя это и к лучшему. Погоня точно завязнет.

Поднявшись на очередной уступ, они дружно отбивали ногами булыжник, вросший в обрыв. Расшатанная глыба покатилась вниз, вызвала лавину. Теперь подняться по их следу сможет только альпинист с соответствующим оснащением.

Контрразведчик и партизаны, кряхтя и чертыхаясь, вытащили пленника на маленькую площадку, опоясанную камнями. Силы оставили их.

– Привал, – объявил Вадим и первым рухнул едва ли не навзничь.

С высоты открывался вид на памятную скалу и окраину Элидии. У брошенной легковушки стояли несколько мотоциклов и небольшая грузовая машина. По окрестностям бродили маленькие человечки. Часть из них отправилась к морю и пропала в прибрежных скалах. Другие пробирались через кусты на запад. Трое сели на мотоцикл и прыгали по ухабам, приближаясь к подножию гор.

– Пусть решают ребус, – заявил Чернуля. – Бог им в помощь и барабан на пузо, как говорится. Не поднимутся они сюда, мамой клянусь.

Полковник, руки которого были связаны спереди, повалился на бок и лежал, закрыв глаза. Физической подготовкой он похвастаться не мог, но и безнадежной развалиной не выглядел.

– Позвякивает что-то в портфеле, – заметил Семен, ощупывая мягкую потертую кожу. – Странно, товарищ капитан, сколько нес, столько и брякало. Закрадывается подозрение, что вы свистнули из сейфа не только бумаги. Надеюсь, это не молоко?

– Нет. – Вадим улыбнулся. – Это советским гражданам на вредном производстве дают молоко. Старшим офицерам абвера положено кое-что другое. Доставай, Семен, сегодня можно по глоточку.

Семен с готовностью сунул руку в портфель, выхватил коньяк и аж зажмурился. В его руке словно засиял кусочек весеннего солнца. Остальные сдавленно засопели. Бутылка пошла по кругу. Партизаны разглядывали диковинную этикетку, зачем-то прикидывали емкость на вес.

– Здесь еще одна, – сказал Семен, заглянув в портфель.

– Так знамо дело, – компетентно заявил Чернуля. – Одна не стала бы бренчать.

– Это волшебный портфель, – объяснил Вадим. – Он сегодня исполняет все наши желания. В сейфе была и третья, но это перегиб. Вы не ослышались, мужики, сегодня можно. Открывай, Чернуля. Но только по глотку, для бодрости духа, так сказать.

Глотки партизаны делали, мягко говоря, обильные, закрывали глаза, чмокали.

Чернуля вопросительно глянул на Сиротина, вздохнул, отставил бутылку и проворчал:

– Да так, ничего особенного. Вот мой родственник в Судаке гнал – вся Франция от зависти сдохнет. Ходил по горам, собирал цветы и травы, делал из них свои тайные смеси и никому свой секрет не открывал. Это был нектар, мужики, самый настоящий напиток богов. Потом никакого похмелья. А это так себе. – Он покосился на бутылку и с усилием отвел от нее взгляд.

– Немцу дадим? – спросил Семен, кивая на полковника. – Фашист, конечно, но как-то неудобно.

– Перебьется, – заявил Чернуля. – Вот он дал бы нам на нашем месте?

– Так он не на нашем месте, – сказал Шендрик. – Тем и отличаются советские люди от фашистов. Бьем врага пудовым кулаком, но можем проявить участие и сострадание. Отходчивые мы.

– Ладно, пусть глотнет, не изуверы же мы, – сказал Вадим. – Напои полковника, сострадательный ты наш.

Вдвоем, отпуская шутки с прибаутками, партизаны приподняли полковника, чтобы не подавился. Он замычал, стал мотать головой, наверное, решил, что эти вот нелюди сейчас перережут ему горло. Чернуля вставил в рот немца бутылку и, дрожа от хохота, стал вливать коньяк мелкими порциями. Герр оберст застыл, потом оживился, глаза его забегали, он схватился связанными руками за бутылку.

– Отдай, басурман! Прилип как пиявка! – Чернуля замахнулся кулаком. – Пользуется нашей добротой, фашист проклятый! Полюбуйтесь, товарищ капитан, сколько вылакал. Что за народ такой? Ни в ком нельзя быть уверенным!

Партизаны бросили полковника обратно. Он перестал дрожать, как-то задумался. Глаза его теперь были открыты, широко смотрели на мир.

– Излагайте, мужики, что вы там натворили в полиции, – сказал Вадим.

– О, это была песня, – заявил Чернуля. – Остановились на задней улице, кажется, Чехова, да? Прошли погребами, залегли, чтобы двух часов дождаться. Без пары минут потопали в здание, забросали эту богадельню гранатами. Шендрик на соседнюю крышу поднялся. Там башенка типа мезонина и пулеметное гнездо. В общем, хорошо погуляли. Главное, вовремя смотались. Мы уже до мотоцикла добежали, а они еще палили там вовсю. Солдатня из администрации прибежала, из военной комендатуры грузовик подтянулся. Десятка два мы точно укокошили.

– Это еще ничего. – У Шендрика как-то плутовато заблестели глаза. – Скажи, Семен!..

– Мы, кажется, Жору Тернопольского шлепнули, товарищ капитан, – проговорил Белоусов и скромно потупился.

– Серьезно? – спросил Вадим. – Или все же кажется?

– Кажется, серьезно, – ответил Чернуля. – Наткнулись на паршивца, когда из здания выбегали. Он матом орал на своих людей. Те пошли на нас, так Семен их всех одной гранатой положил. Жора осерчал, пасть свою разинул да как метнется на меня через весь коридор! Мысль еще блеснула, хорошо бы живьем взять вурдалака. Думаю, ранить надо…

– Обидно, Петька, честное слово! – заявил Семен. – Целился в ногу да промахнулся, попал в голову!

Внезапно пленный полковник начал ерзать, мычать, задергал ногами. По его штанине полз жутковатый черный паук с глянцевым отливом и красными, геометрически правильными пятнами. Немец вертелся, норовил его сбросить, но лапки прочно вцепились в ткань. Герр оберст что-то лопотал, проглатывая слова, пот катился с него градом.

«Боязнь пауков у оберста, – сообразил Вадим. – Какая прелесть. Арахнофобия, кажется, это называется».

– Ух, твою ж мать! – сказал Чернуля, хватаясь за автомат. – Потерпи, господин полковник, сейчас я его прикладом зашибу.

– Давить нельзя, – предупредил его Шендрик. – На брюхо нажмешь, он яд выпустит. Стряхивать надо.

Чернуля подцепил прутиком опасное насекомое и послал подальше. Паук упал, пустился наутек, но далеко не ушел, был раздавлен подошвой. Полковник облегченно выдохнул.

– Тарантул, – сказал Чернуля. – Они тоже фрицев не любят.

– Сам ты тарантул, – заявил Белоусов. – Типичный каракурт. Тарантулы пушистые как котята, а эти мерзкие, от одного вида блевать хочется.

Краус что-то быстро проговорил, проглатывая слова, закашлялся, снова выдал невразумительную тираду.