Отметим, что его возраст столь же незаметен, как и красота:у него вид человека, прожившего не одну жизнь до начала этой, побывавшего втаких местах и навидавшегося такого, что большинство людей не сможет себе дажепредставить. Неудивительно, что Дейл Гилбертсон восхищается им, неудивительно,что хочет заручиться поддержкой Джека. На его месте мы стремились бы к тому же,но нам повезло бы ничуть не больше. Джек на пенсии, он вышел из игры, оченьжаль, чертовски сожалею и все такое, но человек должен смешать белок и желток,если хочет съесть омлет, как сказал Джон Уэйн Дину Мартину в «Рио-Браво».

— И как моя мама твердила мне, — Джек вдруг озвучивает своимысли, — как она говорила: «Солнышко мое, когда герцог говорил, все внимательнослушали, потому что иначе он начинал махать топором». Да, так она и сказала,именно этими словами. — Он молчит, потом добавляет:

— Одним прекрасным утром в Беверли-Хиллс… — и, наконец,замечает, что делает.

Мы видим перед собой на редкость одинокого мужчину.

Одиночество так давно живет с Джеком Сойером, что онвоспринимает его как должное, смирившись с тем, что по-другому и быть не может.Но одиночество — не самое худшее, что может выпасть на долю человека. Вспомним,к примеру, церебральный паралич или болезнь Лу Герига. Одиночество — частьпрограммы, заложенной в человека, ничего больше. Даже Дейл заметил этуособенность характера своего друга, а ведь, несмотря на многие достоинстваначальника полиции Френч-Лэндинга, нельзя сказать, что он силен в психологии.

Джек смотрит на часы над плитой и видит, что до отъезда воФренч-Лэндинг, где он должен забрать Генри Лайдена по окончании утреннейрадиопрограммы, еще сорок пять минут. Это хорошо, времени у него достаточно, онсможет использовать его с толком, твердя себе: «Все хорошо, со мной все впорядке, чему я очень, очень рад».

Когда Джек проснулся этим утром, тихий голос в его головеобъявил: «Я — копписмен[36]».

«Черта с два», — подумал он и предложил голосу оставить егов покое. Тихий голос может катиться ко всем чертям. Он завязал со службой вполиции, перестал расследовать убийства…

…огни карусели отражались от лысого черепа чернокожегомертвеца, который лежал на пирсе Санта-Моники…[37]

Нет. Туда не надо… Потому что… потому что не надо, вот ивсе.

***

Джеку вообще не следовало появляться в Сайта-Монике. ВСанта-Монике хватало своих копов. Насколько он знал, толковых, компетентныхкопов, пусть и не полностью соответствовавших стандартам, установленным нашимзамечательным другом, восходящей звездой, самым молодым лейтенантом отделарасследования убийств УПЛА.[38] На их территорию восходящая звезда забрелатолько по одной причине: она только что вдрызг разругалась с очень милой, вовсяком случае, достаточно милой, жительницей Малибу, мисс Брук Крир,сценаристкой, труд которой высоко ценился ее коллегами, специализирующейся вжанре авантюрно-романтической комедии, остроумной, обаятельной, красивой.Именно поэтому Джек мчался по живописному отрезку Прибрежной автострады врайоне каньона Малибу в непривычно мрачном настроении.

Миновав очередной поворот на въезде в Санта-Монику, онувидел яркое колесо Ферриса,[39] вращающееся над морем огней и нарядной толпойна пирсе. Блеск, веселье, беззаботность зрелища захватили и увлекли его.Импульсивно Джек припарковал автомобиль и двинулся навстречу огням, радостносверкающим в темноте. В последний раз он бывал на пирсе Санта-Моникишестилетним мальчиком. Тогда, ухватившись за руку Лили Кавинью Сойер, он тянулее за собой, как собака — хозяина.

***

Конечно же, то, что произошло потом, иначе как случайностьюне назовешь. Говорить о совпадении просто бессмысленно.

Совпадение обычно связывает два ранее независимых фрагментанекоего большего события. Здесь ничего не связывалось, не было и большегособытия.

***

Он подошел к аляповато украшенному входу на пирс и тутзаметил, что колесо Ферриса не вращается. Круг стационарных фонарей освещалпустые кабины. В это мгновение гигантское сооружение выглядело злобныминопланетянином, тщательно замаскировавшимся и выбирающим момент, чтобыпричинить как можно больше вреда. Джек буквально слышал, как пришелец что-томурлычет себе под нос. «Ну конечно, — подумал он, — колесо Ферриса, готовоенаброситься на людей… возьми себя в руки. Ссора потрясла тебя сильнее, чем тыхотел бы себе в этом признаться». А потом посмотрел вниз и понял, что пирсдействительно окутывает аура зла: он подоспел аккурат под самое началорасследования убийства.

Среди огней у колеса Ферриса поблескивали и «маячки»патрульных машин полиции Санта-Моники. На пирсе четверо полицейских в формесдерживали толпу зевак, напиравших на ленту, которой обнесли место преступленияу ярко освещенной карусели. Джек сказал себе, что ему тут делать нечего. Он тутлишний. Кроме того, карусель вызывала у него какие-то смутные, неприятныечувства. Беспокоила его еще больше, чем остановившееся колесо Ферриса. Отодного вида карусели его всегда бросало в дрожь, не так ли? Эти карликовые разрисованныелошади, застывшие, с оскаленными зубами, со стальными прутьями, пронзающими ихчрево — садистский кич.

«Уходи, — сказал себе Джек. — Тебя бортанула подружка, вот инастроение хуже некуда».

А насчет карусели…

Резко опустившийся ментальный свинцовый занавес оборвалдискуссию о каруселях. С ощущением, будто его подталкивают изнутри, Джек ступилна пирс, двинулся сквозь толпу, едва отдавая себе отчет, что в своей карьереникогда не вел себя столь непрофессионально.

Протолкнувшись в первый ряд, нырнул под оградительную лентуи сунул свой жетон под нос молоденькому копу, который попытался остановить его.Где-то неподалеку гитарист заиграл блюзовую мелодию, название которой Джекпочти вспомнил.

Оно уже поднялось на поверхность, но сорвалось, опять нырнувв глубины памяти. Молоденький коп одарил его недоуменным взглядом и отошел кдетективу, стоявшему вместе с другими над трупом, на который Джеку смотретьабсолютно не хотелось. Музыка раздражала его. Сильно раздражала. Если точнее,просто выводила из себя. Понятное дело, реагировал он неадекватно, подумаешь,музыка, но какой идиот решил, что расследование убийства должно сопровождатьсясаундтреком?