Можно ли ожидать от ребенка, чтобы он правильно произнес побуквам такое слово, как «опопанакс»?

Джек отправляет в рот уже третий кусочек омлета, прежде чемнеприятные ощущения на языке и небе отвлекают его от чудовищнойнесправедливости, совершенной по отношению к Милли Куби. По вкусу омлетнапоминает наполовину сгоревший мусор.

Он выплевывает еду и видит кусок серой кашицы и зеленый,наполовину пережеванный лук. Несъеденная часть завтрака выглядит не болееаппетитной. Он не приготовил омлет — испортил его.

Его голова падает на грудь, он стонет. Дрожь, словнооборвавшийся электрический провод, бродит по телу, высекая искры, от которыхсжимается горло, легкие, пульсируют внутренние органы. «Опопанакс, — думает он.— Я разваливаюсь на части. Прямо здесь и сейчас. Забудь, что я это говорил.Дикий опопанакс схватил меня своими когтями, потряс меня своими опопанакскимилапами, собирается бросить меня в бурлящую реку Опопанакс, где я долженвстретить своего опопанакса».

— Что со мной происходит? — вопрошает он вслух. Визгливыенотки в голосе пугают его.

Опопанакские слезы жгут его опопанакские глаза, он стонетопопанакским стоном, сбрасывает испорченный омлет в мусорный контейнер, моеттарелку и решает, что ему пора возвращаться в мир здравомыслия. Безо всякихопопанаксов. Каждый делает ошибки. Джек смотрит на дверь холодильника, стараясьвспомнить, осталась у него пара яиц или нет. Конечно же, осталась. Яиц быломного, девять или десять, они заполняли весь верхний ряд на двери. Не мог онперевести их все. Одно-два наверняка остались.

Джек берется за край дверцы. И тут же видит свет,отражающийся на лысом черепе чернокожего мертвеца.

Не ты.

Персона, к которой обращаются, отсутствует; персона, ккоторой обращаются, вовсе и не персона.

Нет, нет, не ты.

Дверь распахивается под давлением его пальцев; лампочкаосвещает лежащие на полках продукты. Джек Сойер бросает взгляд на два рядауглублений для яиц. Вроде бы пусто. Но более пристальное рассмотрение позволяетобнаружить в самом конце нижнего ряда что-то маленькое, яйцеобразное,окрашенное в светлый, нежный оттенок синего: ностальгически синего, возможно,синеву утреннего неба, которое видел маленький мальчик, лежащий на квадратномакре травы за роскошным особняком на Роксбери-драйв в Беверли-Хиллс, Калифорния.

Кто бы ни владел этим поместьем, в одном сомнений быть немогло: этот человек работал в шоу-бизнесе.

Джек знает название этого оттенка синего, спасибодлительному изучению различных оттенков цветов в компании Клер Эвинруд, докторамедицины, очаровательного онколога, в тот период, когда они обдумывали ремонтбунгало в Голливуд-Хиллз, в котором вместе жили. Клер, доктор Эвинруд, наметилаэтот цвет для их спальни; он, недавно вернувшийся с курсов усовершенствованиядля самых-самых в Куантико, штат Виргиния, и только что произведенный влейтенанты, не согласился с ее выбором, высказавшись в том смысле, что оттенокчересчур холодный.

«Джек, ты когда-нибудь видел настоящее яйцо малиновки? —поинтересовалась доктор Эвинруд. — Ты можешь представить себе, какое онокрасивое?» — Серые глаза доктора Эвинруд широко раскрылись, словно она мысленновзялась за скальпель.

Джек двумя пальцами залезает в выемку и вынимает из неемаленький, яйцеобразный предмет того же цвета, что и яйцо малиновки. Насколькоон может судить, это яйцо малиновки. Настоящее, цитируя доктора Эвинруд, яйцомалиновки, снесенное малиновкой, которую иногда называют красногрудкой. Онкладет яйцо на ладонь левой руки. Там оно и лежит, светло-синее, размером сорех пекан. Способность мыслить, кажется, покидает его. Что, черт побери, оннаделал, купил яйцо малиновки? Извините, нет, причинно-следственная связь здесьне срабатывает, опопанакс вышел из строя, «Магазин Роя» яйцами малиновки неторгует.

Медленно, неуклюже, словно зомби, Джек переставляет ноги покухонному полу и добирается до раковины. Выставляет перед собой левую руку, икогда она оказывается над сливным отверстием в центре раковины, сбрасывает сладони яйцо малиновки. Оно летит вниз, в мусороперерабатывающую машину.

Правая рука включает ее, вызывая привычный шум. Рычание,скрежет, чудовище наслаждается легкой закуской. Г-р-р-р. Оборвавшийсяэлектрический провод по-прежнему болтается внутри него, высекая искры в техорганах, к которым прикасается, но он превратился в зомби, а потому слабореагирует на внутренние сотрясения. Так или иначе, при всестороннемрассмотрении в данный момент Джеку Сойеру больше всего хочется…

Когда красные, красные…

По какой-то причине он давно, очень давно не звонил матери.Не может вспомнить, почему не звонил, но чувствует, что пора. Даже со всемиэтими малиновками, несущими синие яйца.

Голос Лили Кевинью Сойер, Королевы Пчел, когда-тоединственный его компаньон в заполненной восторгом, необыкновенной, напрочьзабытой комнате отеля в Нью-Гэмпшире, является тем самым голосом, который внастоящий момент ему просто необходимо услышать. Лили Кевинью — единственныйчеловек в мире, кому он может рассказать о своей нелепой ситуации. И хотягде-то Джек осознает, что переступает границу рационального и, таким образом,заостряет вопрос о собственном психическом здоровье, он подходит к разделочномустолику, берет сотовый телефон и набирает номер красивого особняка наРоксбери-драйв, Беверли-Хиллс, штат Калифорния.

Телефон в его прежнем доме звонит пять раз, шесть раз, семь.

Наконец раздается мужской голос, злой, слегка пьяный,сонный:

— Кимберли… уж не знаю, чего ты звонишь… но, ради твоего жеблага… надеюсь, что дело действительно важное.

Нажатием кнопки Джек обрывает связь. О боже, о дьявол, О,черт побери! В Беверли-Хиллс, в Уэствуде, в Хэнкок-парк, короче, в тех краях.Куда он позвонил, сейчас пять утра. Он забыл, что его мать умерла. О, чертпобери, о дьявол, о господи, как такое могло случиться?

Горе Джека, затачивавшее острие, вновь поднимается, чтобыударить его, словно впервые, поразить в самое сердце. Одновременно мысль о том,что он, пусть и на секунду, мог забыть о смерти матери, вдруг, бог знаетпочему, кажется ему невероятно забавной. Каким же нелепым можно быть? Не зная,то ли он сейчас заплачет, то ли расхохочется, Джек чувствует, что голова у негоидет кругом, и опирается на разделочный столик.

Вертлявый индюк, вспоминает он слова матери. Так сталаназывать Лили недавно умершего партнера ее покойного мужа после того, как еедотошные бухгалтеры выяснили, что этот партнер, Морган Слоут, присваивал себетри четверти доходов от обширных активов компании «Сойер и Слоут». Каждый годпосле смерти Фила Сойера в результате так называемого несчастного случая наохоте Слоут крал миллионы долларов, многие миллионы у семьи прежнего партнера.Лили восстановила справедливость, а потом продала свою половину компании новымпартнерам, обеспечив сыну полное финансовое благополучие, не говоря уже оприличном ежегодном доходе, который приносил частный фонд Джека. Лилинаграждала Слоута и более хлесткими, в сравнении с вертлявым индюком,прозвищами, но именно это шепчет ее голос в его внутреннее ухо.