Разрисованная лошадь вздыбилась и замерла, залитая яркимсветом.

У Джека скрутило живот, в груди что-то яростное инастойчивое, нечто такое, что не следовало замечать ни при какихобстоятельствах, изготовилось и раскинуло руки. Или распростерло крылья. Этоужасное нечто желало вырваться на свободу и заявить о себе. Джек испугался, чтоего сейчас вырвет. Как только приступ тошноты прошел, туман, окутавшийсознание, на какие-то мгновения рассеялся.

Добровольно, не торопясь, он ступил в безумие и теперьпребывал в нем. Другого объяснения он не находил. К нему, с написанными на лицеизумлением и яростью, направлялся детектив Анджело Леоне, до перевода вСайта-Монику служивший в одном полицейском управлении с Джеком. Там онпрославился жадностью, страстью к насилию, продажностью, презрением кгражданским, независимо от цвета кожи, расы, богатства и социального положения,но, будем справедливыми, также бесстрашием и абсолютной преданностью всемполицейским офицерам, которые придерживались тех же взглядов на службу, которыепроделывали то же, что и он, которым, как и ему, все сходило с рук. Презрение,испытываемое Анджело Леоне к Джеку Сойеру, который исповедовал совсем иноеотношение к службе, ничуть не уступало зависти, вызываемой у Леоне успехамимолодого коллеги. До встречи с пещерным человеком оставалось несколько секунд.И вместо того, чтобы думать, как объяснить пещерному человеку свое появление напирсе, Джек ломал голову над каруселями и гитарами, размышлял о том, как сходятс ума. Он ничего не мог объяснить. Никакого объяснения и быть не могло.Какой-то внутренний порыв вытолкал его на пирс, но едва ли Джек мог говорить сАнджело Леоне о внутренних позывах. Не смог бы он предложить внятногообъяснения и своему капитану, если бы Леоне написал жалобу.

«Ну, видите ли, получилось так, будто кто-то еще дергал меняза ниточки и по пирсу шел другой человек…»

Первые слова Анджело уберегли его от беды.

— Только не говори мне, что ты здесь по делу, маленькийчестолюбивый сопляк.

Поскольку на службе Леоне не раз и не два нарушал закон, надним постоянно висела угроза официального расследования.

Стратегическое отступление на заранее заготовленные позиции,переход в другое полицейское управление не спасало от археологических раскопок,которые мог провести отдел внутренней безопасности, если бы пресса не оставилавысшим чинам другого выхода. Каждые десять или двадцать лет благожелатели,предатели, сосунки, озлобленные штатские и копы, слишком глупые, чтобыследовать главной заповеди полиции: один за всех, все — за одного, вставлялибомбу в коллективный анус прессы, от взрыва которой разлетались многие головы.Поэтому Леоне, за которым числилось много грехов, сразу пришла на ум мысль, чтокозырной туз отдела расследования убийств УПЛА собирает на него досье.

Как Джек и предполагал, сбивчивые слова о том, что егопросто потянуло на место преступления, как пожарного, проходящего мимо пожара,только усилили подозрения Леоне.

— Ладно, ты оказался здесь случайно. Отлично. А теперьпослушай меня. Если в течение ближайших шести месяцев я вдруг услышу твое имя всвязи с тем, что может мне не понравиться, ты будешь до конца своих дней писатьчерез трубочку. Так что проваливай и не мешай мне заниматься делом.

— Я ухожу, Анджело.

Напарник Леоне уже направлялся к ним через залитый светомпирс. Леоне скорчил гримасу и жестом дал понять, что ему тут делать нечего. Несобираясь этого делать, не думая об этом, Джек случайно позволил взглядускользнуть мимо детектива на труп, лежащий рядом с каруселью. Набравшее ещебольшую силу, ужасное существо в его груди взмахнуло крыльями, руками,когтистыми лапами, всем, чем можно, в яростной попытке вырваться наружу.

Крылья, руки, лапы рвали легкие Джека. Когти скребли постенкам желудка.

Существовало неписаное правило, которое ни при какихобстоятельствах не мог нарушить детектив, работающий в отделе расследованияубийств, тем более лейтенант этого отдела: не блевать при виде трупа. Джек изовсе сил пытался сохранить честь мундира. Желчь уже стояла в горле, и он закрылглаза.

Мерзкая, вонючая тварь все рвалась и рвалась.

Огни отражались от лысого черепа чернокожего мертвеца,лежавшего рядом с каруселью…

Не ты. Нет, не ты. Стучись, сколько хочешь, ты не можешьвойти.

Крылья, руки, когтистые лапы опустились: существо впало вдрему. Не переступив запретную черту, Джек вновь смог открыть глаза. Он незнал, сколько прошло времени. Морщинистый лоб, мрачные глаза, хищный ротАнджело с расстояния в шесть дюймов перекрывали все поле зрения.

— Что ты здесь делаешь? Оцениваешь нашу работу?

— Мне бы хотелось, чтобы этот идиот убрал гитару в футляр.

На лице Анджело отобразилось удивление.

— Гитару? Я не слышу никакой гитары.

Тут Джек понял, что не слышит и он.

***

Разве любой здравомыслящий человек не попытается выброситьиз головы подобный эпизод? Выбрасывают же мусор. Он ни на что не годится,использовать его невозможно, так чего держаться за него? Инцидент на пирсеничего не значил. Ни с чем не был связан, ни к чему не вел. Не мог иметьникаких последствий. После того как любовница дала ему от ворот поворот, Джекстал сам не свой, и временное помрачнение рассудка привело к тому, что онзабрел на место преступления, находящееся на чужой территории. Произошла досаднаяошибка, ничего больше.

Но через пятьдесят шесть дней и одиннадцать часов звездныймальчик вошел в кабинет своего капитана, положил на стол жетон и пистолет иобъявил изумленному начальнику о немедленном уходе в отставку. Ничего не зная оего стычке с детективом Леоне на пирсе Сайта-Моники, капитан, естественно, непоинтересовался, какое влияние оказали на решение лейтенанта остановившаясякарусель и чернокожий мертвец. Но даже если бы поинтересовался, Джек ответилбы, что ровным счетом никакого.

***

«Не ходи туда», — советует он себе, и ему удаетсяпоследовать собственному совету. Нет, он видит несколько «снимков», словно привспышках стробоскопа. Голова деревянного вздыбленного пони, перекошенное отзлобы лицо Анджело Леоне, объект, занимающий центральную позицию, с какойстороны ни посмотри, который он особенно не хочет видеть… и в том момент, когдавозникает очередная вспышка, Джек отсылает эти видения прочь. Он чувствует себяпрактикующим магом. Он действительно маг, добрый маг. Он прекрасно знает, чтоего подвиги в изгнании видений являются самозащитой, и если мотивы, побуждающиеего использовать защитную магию, неясны, сама необходимость защиты сомнений невызывает. Если хочешь сделать омлет, надо смешать белки и желтки, таково мнениенепререкаемого авторитета, герцога Уэйна.