„Мое глупое сердце“, исполняется „Трио Билла Эванса“ в„Вилледж Авангард“ 29 июня 1961 года. Я, Генри Шейк, „Аравийский Шейк, Шейк,Шейк“, принимаю вас у себя в гостях».

Улыбаясь, Джек выливает взбитые белки и желтки насковородку, дважды цепляет вилкой кашицу там, где она не кажется емуоднородной, уменьшает огонь. Вспоминает, что забыл сварить кофе. Бог с ним, скофе. Кофе ему ни к чему, он прекрасно обойдется апельсиновым соком. Взгляд натостер подсказывает, что он не поджарил себе и гренок. А нужен ли ему гренок?

Нельзя ли обойтись без гренка? Учитывая масло, учитываяхолестерин, который вот-вот проникнет в артерии. Омлет — блюдо рискованное, и унего есть веские подозрения, что он разбил слишком много яиц. Теперь Джек неможет вспомнить, а с чего он вдруг решил приготовить на завтрак омлет. Он редкоест омлеты. Собственно, и яйца покупает из чувства долга, чтобы заполнить дваряда углублений в верхней части дверцы холодильника. Если бы людям неполагалось покупать яйца, проектировщики холодильников не позаботились бы отом, чтобы предусмотреть для них особое место.

Он подсовывает лопаточку под края затвердевающей, но ещежидкой кашицы, наклоняет сковородку, чтобы яичный слой стал еще болееравномерным, добавляет нарезанные грибы и лук-шалот, накидывает одну половинуомлета на другую. Вот так. Отлично. Смотрится хорошо. У него еще сорок минутсвободы.

Несмотря ни на что, он, похоже, все делает как должно.Держит ситуацию под контролем.

Лежащая на кухонном столе сложенная «Ла Ривьер герольд»опять попадается на глаза Джека. Он забыл про газету. Но газета про него незабыла и требует своей доли внимания. «РЫБАК ПО-ПРЕЖНЕМУ ГУЛЯЕТ ПО…» и такдалее. ПО АРКТИЧЕСКОМУ КРУГУ — прекрасное продолжение, но нет, Джек подходит кстолу и видит, что Рыбак остается сугубо местной проблемой. Из-под заголовкавыскакивают имя и фамилия автора статьи, Уэнделл Грин, и застревают в глазу,словно соринка. Уэнделл Грин, вездесущий, пронырливый паразит, постояннаяголовная боль.

Прочитав два абзаца, Джек стонет и закрывает рукой глаза.

Я — слепой, назначьте меня судьей!

У Уэнделла Грина уверенность лучшего спортсмена маленькогогородка, который никогда не бывал за его пределами. Высокий, широкоплечий, скопной рыжеватых волос и талией сенатора, Грин мотается по барам, судам,спортивным аренам Ла Ривьера и окрестностей, излучая хорошо отрепетированноеобаяние. Уэнделл Грин — репортер, который знает, как положено вести себярепортеру, журналист, придерживающийся проверенных временем методов работы,«золотое перо» «Герольд».

При их первой встрече «золотое перо» произвел на Джекавпечатление третьесортного пустозвона, и с той поры у него не было основанийизменить свое мнение. Он не доверяет Уэнделлу Грину. По мнению Джека,общительность репортера скрывает его безграничное вероломство. Грин — хвастун,позирующий перед зеркалом, но коварный хвастун, а такие типы идут на все радидостижения своих целей.

После ареста Торнберга Киндерлинга Грин попросил дать емуинтервью. Джек отказал, как и отклонил три приглашения побеседовать послепереезда на Норвей-Вэлли-роуд. Отказы не удержали репортера от «случайных»встреч.

Через день после обнаружения тела Эми Сен-Пьер Джек вышел изпрачечной на Чейз-стрит с коробкой свежевыстиранных и выглаженных ??убашек подмышкой и уже направился к своему автомобилю, когда чья-то рука коснулась еголоктя. Обернувшись, он увидел лучащуюся весельем публичную маску УэнделлаГрина.

— Привет, привет, Голли… — Недобрая ухмылка. — Я хотелсказать, лейтенант Сойер. Я так рад, что наскочил на вас. Вот, значит, где вамстирают рубашки? Справляются?

— Если не обращать внимания на пуговицы.

— Понятно. Занятный вы человек, лейтенант. Подскажу вам одинадресок. «Заслуживающие доверия», на Третьей улице в Ла Ривьере. Они своеназвание оправдывают. О пуговицах и думать забудете. Если хотите, чтобы ваширубашки выстирали и отгладили, как надо, идите к китайцам. Хозяина зовут ЛиСам. Воспользуйтесь их услугами, лейтенант.

— Я больше не лейтенант, Уэнделл. Зовите меня Джек илимистер Сойер. Зовите Голливудом, мне без разницы. А теперь…

Он продолжил путь к автомобилю, но Уэнделл Грин пристроилсярядом.

— Может, скажете несколько слов, лейтенант? Извините, Джек?Чиф Гилбертсон — ваш близкий друг, я знаю, и в этой трагической истории,маленькая девочка, расчлененка, прочие ужасы, можете вы предложить нам свойопыт, принять участие, познакомить нас со своими мыслями?

— Вы хотите знать мои мысли?

— Все, что вы пожелаете мне сказать, дружище.

Безотчетная злоба, вдруг охватившая Джека, побудила егоположить руку на плечо Грину и дать ему дельный совет:

— Уэнделл, дружище, наведите справки о парне, которого звалиАльберт Фиш. Из двадцатых годов прошлого столетия.

— Фиш?

— Фиш. Из респектабельной семьи нью-йоркских уоспов.[40]Потрясающее дело. Полюбопытствуйте.

До этого момента Джек смутно помнил преступления,совершенные странным мистером Альбертом Фишем. Его давно уже затмили другие,жившие ближе к концу двадцатого века маньяки: Тед Банди, Джон Уэйн Гейси иДжеффри Дамер, не говоря уже о таком экзотическом фрукте, как Эдмунд ЭмильКемпер Третий, который, совершив восемь убийств, обезглавил свою мать, головупоставил на каминную доску и использовал ее вместо мишени для дротиков, какимииграют в дартс. (На вопрос, почему он это сделал, Эдмунд Третий ответил: «Ейтам самое место».) Однако именно давно всеми забытый Альберт Фиш вдруг выплылиз памяти Джека и нырнул в открытые уши Уэнделла Грина.

Что на него нашло? Что ж, хороший вопрос, не так ли?

Ой, омлет! Джек хватает из буфета тарелку, достает из ящиканож и вилку, подскакивает к плите, выключает горелку, перекладывает содержимоесковороды на тарелку и вновь садится за стол. Открывает «Герольд» на пятойстранице и читает, что Милли Куби в общевисконсинском конкурсе по спеллингу[41]едва не стала третьей, но в слове «опопанакс» ошиблась, назвав вместо второго а— и. В общем, не такая уж серьезная ошибка, ее вполне мог пропустить корректорв местной газете.