«Оч-чень хорошо! – удовлетворенно сказали в ухе. – Давай,давай, Танечка! Пусть он тебе все выложит!»

– Чьей именно мести боялся ваш дядя? Генерального прокурора?Или, может быть, министра обороны? И тот, и другой упомянуты в его книге.

Тут племянник опять испугался и скосил глаза на микрофон.Таня, будучи профессионалом, поняла, что конкретных вопросов задавать нельзя.Всякий раз при упоминании любого имени племянник будет пугаться и замыкаться всебе. Нужно задавать общие вопросы и ждать, когда он разговорится сам.

– Ну, хорошо, – сказала Таня. – Значит, вы считаете, что унего было какое-то предчувствие?

– Ну, вроде того.

– Конечно, было, – ласково произнесла Таня, глядя наплемянника почти в упор, – если он даже решил на какое-то время лечь вбольницу! Кстати, он сам выбрал именно эту, триста одиннадцатую клиническуюбольницу?

Племянник опять приободрился.

– Сам, сам, – сказал он и улыбнулся Тане. – Он у нас всегдавсе сам делал, ни с кем не советовался! И больницу сам выбрал! И просил кого-тоиз своих друзей, чтобы за него похлопотали!

«Не пропусти!» – свистнули в наушнике.

– Вот так, – сказала Таня в камеру. – В нашей стране ничегоне меняется. Для того, чтобы даже такому известному человеку, как ЕвгенийГрицук, попасть в хорошую клинику, нужно, чтоб за него кто-нибудь обязательнопохлопотал! Просто так, без протекции, наша система здравоохранения решительноне работает.

– Да! – вдруг громко сказала бабуся, которая сидела прямо заплемянником. Все микрофоны услышали ее, и камера моментально взяла крупнымпланом нездоровое морщинистое лицо. – Он, бедный, хлопотал, чтоб туда, сталобыть, пристроиться, а его там до смерти залечили! И вся недолга!

– А потому что медицина развалилась! – поддали жаруоткуда-то сбоку. – Врачи не лечат, а калечат!

«Сворачивай на тему больницы», – приказал наушник.

– Скажите, пожалуйста, отчего умер ваш дядя? Какой именнодиагноз ему поставили врачи? Ведь он умер в больнице! – И Таня дружеским, оченьискренним, многократно отработанным жестом, который увидели в прямом эфире«миллионы телезрителей», как принято говорить на летучках, положила руку настиснутый кулак племянника.

– Да в том-то все и дело, – приободрился племянник ипокосился на оператора. – В том-то все и дело, что дядя… Евгений ИвановичГрицук, то есть мой дядя… он никогда и ничем не болел… вообще отличалсязавидным здоровьем…

Таня сделала удивленное и внимательное лицо.

– Да залечили его в больнице! – громко повторила бабусясверху, и вся студия зашумела.

– Но ведь он оказался в клинике, насколько я поняла, именнов связи со своей последней книгой, в которой были не просто громкиеразоблачения, не просто знаменитые имена! Эта книга стала бы самой настоящейбомбой, если бы автор рассказал, откуда у него сведения, которым он дал такуюширокую огласку, и если бы он смог доказать их подлинность!

– Танечка, можно я скажу?

«Это Шарашкин, из КПРФ, – суфлировали в наушнике. – Праваятрибуна. Дай ему слово, а потом вернись к племяннику!»

– Конечно, Василий Иванович. – Таня проворно поднялась иперебежала на соседнюю трибуну, где сидел бритый наголо, плечистый инабычившийся депутат Шарашкин.

– А у нас в обществе вообще наблюдается странная картина, –начал Шарашкин сразу на повышенных тонах, будто включив в розетку и себя иаудиторию. Аудитория послушно зашумела, а Шарашкин стал наливаться багрянцем. –У нас как кто ни напишет супротив нынешнего режима, так сразу и отправляется кпраотцам!

Депутат был «почвенник», потому и выражался соответственно,«почвенно».

– Нынешний режим еще почище расправляется с неугодными, чемтот самый, который теперь проклинать модно и который разные-всякие щелкоперы даписаки называют сталинским! Тогда-то хоть врагов душили да всякую контруистребляли, а теперича что? А теперича, ежели найдется честный человек, да навсю державу крикнет, что отечество разворовали и продали, да назовет подлецаподлецом, убийцу убийцей, а мошенника мошенником, так на него обязательнонайдется какой-нибудь эскулап, который его в больнице и прикончит! И Евгениянашего Ивановича таким макаром прикончили!

– Все правильно он говорит! – закричали с трибун.

– Врачи нынче все убийцы!

– А когда льготы отменили, кто на этом нажился?! Они инажились, доктора эти, которые рецепты бесплатные выписывать перестали, а сталитолько платные!

– Все они одним миром мазаны!

– Граждане, да при чем тут рецепты?!

– Опять дело врачей-убийц?! Так это уже было! Придумайтечто-нибудь поновее!

«Хорошо! – счастливым шепотом сказал у Тани в наушникережиссер. – Скандал!»

– Вот я и говорю! – повысил голос депутат Шарашкин и повелбычьей, налитой шеей. – Вот я и говорю, что власть с неугодными расправляется!И сегодня наша фракция сделала запрос в Генеральную прокуратуру, чтоб там посовести разобрались, кто и в чем виноват и отчего Евгений Иванович скончался!Здоровый человек, понимаешь ли, в больнице в одночасье помер!

– Откуда вы знаете, что он был здоровый? – встряла Таня,которую раздражал депутат Шарашкин. – Вы видели его историю болезни?

Депутат засопел.

– Да я книгу его видел! – гаркнул он так, что в аппаратной,у звукорежиссера на пульте, звук ушел в красный сектор. Звукорежиссер фыркнул,помотал головой и передвинул рычажки. – А в книге все-о, все-о сказано, и прорежим, и про власть, и про так называемого президента вашего!

– Я попрошу вас быть осмотрительней в заявлениях, – быстросказала Таня. – Президент был избран большинством населения нашей страны, ивласть у нас абсолютно легитимная!

– Вот она какая, власть ваша! – и депутат сложил из пальцевздоровенный красный кукиш. Оператор затряс плечами от хохота и немедленно взялкукиш крупным планом. – Это власть ваша да врачи-убийцы и прикончили народноготрибуна и борца Евгения Ивановича!

«Уходи на рекламу! – приказал режиссер в наушнике. –Пятнадцать секунд!»

Таня стремительно поднялась и нашла взглядом своюстационарную камеру.

– Остается невыясненным вопрос о загадочной смерти вбольнице писателя Грицука, разоблачившего в своей книге целый ряд общественныхи политических деятелей нашей страны. Мы продолжим наше расследование послерекламы. Оставайтесь с нами!

И застыла, неотрывно глядя в черный глазок камеры, как вприцел.

Она смотрела и считала про себя – раз, два, три, четыре,пять…

Потом вдруг разом погас «большой» свет, который включался,только когда шла съемка, и по громкой связи режиссер сказал на всю студию: