Я пристроилась на корточки рядом с головой и начала массировать чувствительное местечко между надбровными дугами, не забывая отслеживать реакцию окружающих.

Васила и деды были в курсе изменений в состоянии Ричарда. Во-первых, нужно было как-то объяснить разыгравшуюся фантазию Пинка и успокоить, во-вторых, заранее подготовить к подобному развитию событий. Но Васила, несмотря на былые заверения, что прошлое никак не скажется на её восприятии, перестала раскачиваться в своем кресле, уставившись на зверя и ничего больше не замечая вокруг. Амирчик, слишком сильно прижатый к пышной груди, сопя выкручивался из ее объятий. Ульх взирал на это безобразие с тем же детским восторгом, как и его воспитанники, сияя глазами и разинув рот.

Напряженная Марьяна старалась задвинуть Арью себе за спину, а та явно не разделяла опасений своей опекунши и страха не испытывала. Я поманила ее к себе. Естественно, примчались обе – и Арья и Миди. Миди у нас вообще бойкая, поэтому именно ее горячую ладошку я положила Мишке на голову, показывая, как почесывать. Это послужило сигналом. Вся мелкота рванула к медведю, облепила его, как опята пень и тискала со всем пылом первооткрывателей. Димка-Шон лишь покрикивал, чтоб против шерсти не теребили. Наконец, Мишке надоело лежать и он начал аккуратно подниматься. Малыши посыпались с него, как горох, но это лишь добавило веселья, а я опять задумалась о толстом ковре. На пол ведь падают и явно не в последний раз, а полы с подогревом я смогу соорудить только летом. Почему мне это в голову раньше не пришло?

Кто бы мог подумать, что на медведях так неудобно ездить? Особенно маленьким. Удержаться можно было только на загривке. Поэтому катание на Мишке я прекратила волевым решением. Пока всех перекатает, полночь наступит, не говоря о том, что пора бы уже Ричарду и вернуться. Повторив трюк соскальзывания со спины для шкодят – малышей я до этой забавы не допустила – и показав на прощание язык, Мишка заковылял прочь из гостиной. Димка убежал следом, присмотреть, чтоб никто не увязался подглядывать, а я, в свою очередь, просила поварят организовать чаепитие с отваром на основе успокаивающих трав.

Вечер выдался богатым на эмоции.

Это утро обещало быть суматошным. Но не более суматошным, чем предыдущие дни, которые наша большая семья провела в подготовке к ярмарочному дню. А перед этим я подверглась жесткому прессингу со стороны Гевина, который настаивал на том, что в столицу нужно отправляться всем составом, тогда как я планировала поход столяров и четырех девочек для моральной поддержки. Что там остальным делать? Но все же сдалась после последнего железного аргумента – негоже ущемлять тех, кто в силу отсутствия способностей вынужден сиднем сидеть в поместье. Пришлось буквально на ходу добавлять идеи, дабы задействовать в работе как можно больше ребят, и планировать «великий исход» заново. И если в последние дни мужская часть населения пропадала в мастерской, то у девочек были мастер-классы по плетению кос и сооружению легких, но эффектных причесок. Юные модели израсходовали месячный объём масок и укрепляющих отваров для волос, желая предстать на ярмарке в лучшем виде.

В день "икс" старшие ребята готовили к транспортировке товары. Девочки носились как оглашенные, приводя в порядок себя, свои парадные платья и костюмы парней. Это была заслуга Паулы, именно она надоумила девчат взять шефство над кем-то, дабы каждый выглядел подобающе. И это был классный ход. Наши парни и так всегда выглядели опрятно, уж за этим Гевин следил строго, но после вмешательства девочек они стали выглядеть как-то по-домашнему ухоженно. Сколько я не старалась уловить в чем собственно, заключалась эта разница, ничего не получалось. Просто было ощущение, что это нестроевая опрятность. Чувствовалось, что о парнях позаботились пусть еще неопытные, но женские руки. Как этого добились Паула и Аришки в наших, почти казарменных условиях, я искренне не понимала.

Особенно хороши были мелкие. В новеньких ярких теплых курточках, кстати, очень удачных: с большими накладными карманами и капюшоном. На каждом капюшоне радовали глаз стилизованные медвежьи ушки и вышита медвежья миленькая мордочка. Высунутый язычек наличествовал. Самое интересное, что я сама это нарисовала мимоходом, ещё до полного оборота Ричарда. Маришка попросила нарисовать несколько образов для раскраски, а в итоге они с сестрой ухитрились превратить рисунки в схему для вышивки. Швеи не пропустили мимо ушей мой давний совет и начали разработку детских моделей одежды. Порадовали. А сейчас, после знакомства с Мишкой, стилизованная одежка приобрела новый смысл.

Ну, про то, что на каждой курточке была эмблема нашего сокола, говорить не стоит. Следилками детей снаряжал Ричард лично. Я, кстати, ни одной не нашла, так профессионально он их спрятал.

Вот такой отряд малышей, возглавляемых Марьяной и Мейалой, отправился покорять столицу. Их ждала небольшая прогулка. Марьяна заверила меня, что найдет, чем занять малышей пару часов, а потом приведет всех на ярмарку, ведь первые, самые суетливые часы детям там делать нечего. Сунув ей несколько крупных монет я, с тяжелым вздохом, отпустила этот красочный отряд, ведь девушки тоже были в парадном. А вся парадная одежда, как, впрочем, и вся остальная, выполнена в едином, очень узнаваемом стиле. Я тоже надела нечто подобное. Аришки давно уже стилизовали одно из моих платьев именно для такого случая.

– Ты похожа на воспитанницу женского пансиона, юную и прилежную, – сказал Ричард, помогая закрепить форменный шарф с соколом. На него самого формы не нашлось, поэтому эмблему ему нашили на рукав его служебной полевой куртки. Временно, разумеется.

Ярмарка проходила в слегка задекорированном складском помещении Гильдии. Беатрис выкупила для нас хорошее место, светлое и удачно расположенное, так что ожидания и надежды были что ни на есть наилучшие.

И завертелось.

Тут не было привычных мне палаток, но были небольшие, так называемые островки с четкими границами. На полу из грубо сколоченных досок появился приятный зеленый ковер, который Ричард на время экспроприировал где-то в недрах Гильдии, потому что мы не додумались привезти ничего подходящего. На нем установили два кресла-качалки, в одном из которых Ульх читал газету, а в другом Маришка вязала очередной носок. Рядом с Ульхом на резном столике поставили самую дорогую шкатулку: она была открыта и из неё торчал чубук дедовой трубки. На третье кресло-качалку небрежно бросили мою шаль, как будто я только что отошла. Иллюзию моего присутствия создавали покачивания пустой качалки, которые как бы невзначай обеспечивал Ульх. Это кресло мы планировали использовать как демонстрационное. Васила, сидя на стуле, перематывала клубок шерстяных ниток и ножкой покачивала люльку, в которой из подручных средств удалось изобразить младенца. Рядом с люлькой был свободный уголок для детских игр, куда поставили две лошадки-качалки. Вот мелкие вернутся, будут под присмотром Василы, да и делу помогут. В другом конце нашего импровизированного лабаза были установлены два табурета, на одном из которых уже сидела Малика, в то время как Аришка делала ей укладку на длинных русых волосах, с помощью гребней и пары заколок, разумеется. Второе место предназначалось для смелых горожанок, готовых опробовать новинку. И, само собой, приличных размеров напольное зеркало из моих покоев, в отражение которого можно будет на себя красивую полюбоваться. Поблизости, но не закрывая обзор, стоял столик с гребнями, которые контролировала хорошенькая до невозможности Нея, информационно подкованная разнообразными сведениями начиная от материалов, которые использовались при изготовлении, заканчивая рунами, благодаря которым достигался тот или иной уникальный эффект. Я для неё разработала целый репертуар о свойствах своих изделий и прочей мелочевки. Сама Нея время от времени поправляла свои эффектные локоны небрежным жестом, который отрабатывала несколько дней пытаясь добиться непринужденности.