В этот момент рядом со мной возникла тень. Не поднимаяголовы, я почувствовала, что надо мной возвышается фигура моего врага.

--Ты не убила его. Он жив,--сказал Гавр снеожиданным злорадством.

--И что же?--спросила я и поднялась, стараясьне смотреть на его и делая вид, что увлечена осмотром темной местности.

Толпа вдруг затихла, прислушиваясь к нашемуразговору, и он продолжил:

--Это значит, что у тебя недостаточно силы. Тыслаба и не способна править.

Его слова прогремели, как оружейный залп иимели эффект грозы в декабре. Все так и ахнули.

--Я не убила его только потому, что не хотелаубивать,--громко отчеканила я и, обводя взглядом смешные дремучие морды,добавила:-- Я вообще не хочу никого убивать. Если.., -- тут я сделала паузу,чтоб подчеркнуть торжественность мысли,--если на то не будет очень вескихпричин.

Я повернулась и, подхватив руками свойвоздушный подол, гордо зашагала в сторону освещенного терема. За мнойзасеменила Заварзуза.

--Ты все правильно сделала,--шептала она мне находу.--Ты произвела на них впечатление. Они теперь все будут тебя бояться.

Я не ответила ей и, подойдя к крыльцу, резкоразвернулась:

--Я хочу, чтоб вы все хорошенько повеселились!

И под восторженные вопли дремучих я стала подниматьсяк своему трону.

Праздничное веселье дремучих ничем особенно неотличалось от веселья в нашем мире. Горели костры, надрывались музыканты надудочках и барабанах. Откуда-то взялись бочки с хмельными напитками, вокругкоторых вились постоянные клиенты. Дремучие лихо отплясывали, подпрыгивая икувыркаясь, затевали мелкие потасовки, распевали какие-то бессмысленныепесенки. Всем было весело. Скучала лишь я.

--И сколько я должна сидеть так с кислымвидом?--спросила я у Заварзузы.

Мой вопрос застал ее врасплох. Она сидела нанизкой скамеечке возле трона и клевала носом.

--Что?--сонным голосом спросила она.

--Так, ничего. А ты что такой хмурый? Не радвозвращению в свой мир?

--Очень рад,--без энтузиазма отозвался черт.

--Тебя здесь ничего не греет?

Он промолчал. Но я уже догадалась, что егоугнетало: Василиса. Что-то между ними было не так.

--Не хочешь повеселиться? Смотри, как Макар сЧушкой отплясывают,--не отставала я.

--Статус не позволяет,--усмехнулся он в ответ.

Но я уже решила все выяснить, тем более чтозаняться мне все равно было нечем.

--Может скажешь, что у тебя с блондинкой?

Доктор лишь хмуро молчал и отозвался толькоспустя минуту:

--Как ты себя чувствуешь?--спросил он вдруг.

--Скучаю. А что?

--Ничего не болит?

--Нет.

--Тогда я пойду, напьюсь.

Он запрыгал вниз по лестнице, нырнул в кишащуюмассу дремучих и направился к ближайшей бочке.

Я тщетно пыталась разбудить Заварзузу. Она не реагировалаи похрапывала, свесив голову. Я скучала. Мне уже было не интересно наблюдать завесельем. Хотелось в нем самом поучаствовать. Хотя музыка играла отнюдь недискотечная, простодушный задор дремучих начал передаваться и мне. К тому же япыталась заглушить в себе возникшее новое чувство: то ли злость, то ли обида,то ли разочарованье, от того, что... Ну, не важно. Лучше не думать об этом.

Наместники удалились. Гавр в гордом молчании,Василиса - в гневных чувствах. В отсутствии моих врагов, как ни странно, яскучала еще больше.

--Троя, иди, побегай, поиграй,--сказала ясвоему верному сторожу, заметив ее горящие глаза, с детским азартом наблюдавшиеза шумной кутерьмой.

Она устремила на меня свой почти человеческийвзгляд и произнесла со знанием дела:

--Я охраняю тебя, хозяйка. Мне не до веселья. Ябдю.

Я только плечами пожала. Серьезность отношенияк долгу моей собаки поражала меня так же, как и ее способность не простоговорить, но и логически мыслить, излагать мнение. Да. Порода в ней явнопроявлялась, дьявольская порода. Но здешняя агрессивность странным образомсочеталась в ней с мудростью, принесенной из нашего мира. А может бытьнаоборот.

--Как думаешь, может быть нам осмотреть покадворец?--спросила я и тут же соскочила с трона, направляясь к кованым дверям.

Мы вошли и остановились на пороге. Да-а. Внашем мире такое редко встретишь. Здесь причудливо сочетались стили и тенденциимоды всех веков: зеркала и лепнина, мебель в стиле рококо, ослепительно белыесводчатые потолки с хрустальными люстрами, ковры, в которых тонула нога,средневековые гобелены, кожаные кресла и стеклянные столики.

--Вот это да! Откуда все это, интересно?

Из зала вверх вела мраморная лестница. Мыподнялись по ней, и я увидела одну единственную дверь. Без колебаний я отворилаее и застыла на пороге. Я не поверила своим глазам и даже потерла их. Это быламоя терраска. Со всем тем беспорядком, что остался после моих сборов, с запахомсушеной мяты, с джинсами на стуле, с полотенцем посреди пола и мятой постелью.

--Желаешь, чтоб было прибрано,госпожа?--услышала я голос позади.

Я обернулась и увидела тех двух виллис, чтопомогали мне одеваться.

--А вы что, можете?

--Могу,--снова хором отозвались обе.

Странно, они говорили о себе, как об одномлице.

--И кто же из вас?

--Я одна тут,--ответили они.

Я решила, что у меня двоится в глазах ипосмотрела на Трою. Та тоже ничего не понимала и даже начала настороженноскалиться.

--Я виллиса Алика,--опять зазвучали голоса.--Я могуразделяться на части, как и все из нашего племени. Это очень помогает, когданужно выполнить какую-нибудь работу.

--Ах, вот оно что!--наконец-то дошло доменя.--Недаром вы... ты такая прозрачная. Ну, приберись тут Алика, будьлюбезна.

Теперь я могла свободно выбираться из своейкомнаты во дворец и обратно. Матушке не откажешь в изобретательности. Молодец!

Я спустилась обратно вниз и с разбегу прыгнулана мягкий диван, едва не утонув в нем. На меня с веселым лаем обрушилась Троя итут же спрыгнула, приглашая поиграть.

Заняться нам было все равно нечем, и мы сталиноситься по залу, огибая мебель, она за мной, а я от нее. Я резкоостанавливалась и отпрыгивала в сторону, а она скользила по гладкому полу,неуклюже пытаясь затормозить, но лапы разъезжались. Я хохотала, каксумасшедшая, а пес-дух радостно лаял.