Оставшись, наконец, один, Вадим Петрович взял с тарелки оладушек, взял изящную ложечку, подцепил с блюдечка немного икры и намазал ее на блин. Уже представляя, как его рот наполнит приятный солоноватый вкус икры, который будет дополнен еще теплой выпечкой и жирным маслом, Узкомырзин поднес оладушек ко рту. Однако, лакомству было не суждено в то утро попасть в искушенный рот психиатра со стажем – в помещение столовой ворвался его первый заместитель – Роман Абрамович, человек пожилой и гораздо более сведущий во врачебном деле, нежели сам Узкомырзин. Много лет назад именно Роман Абрамович был руководителем этой больницы, но не усидел в «царском» кресле по причине отсутствия столь больших связей, как у Узкомырзина. Небольшая протекция и Романа Абрамовича сместили, а Узкомырзина назначили. И хотя Вадим Петрович недолюбливал коллегу, не стал от того избавляться, ведь в тех вопросах, в которых не понимал он сам, Роман Абрамович мог затмить своими знаниями любого светилу психиатрического мира.

– Вадим Петрович! Вадим Петрович! – старик в белом халате подлетел к коллеге и еле успел затормозить у его столика. Схватился за сердце и пытаясь отдышаться и одновременно сообщить что-то важное, заговорил:

– Захарова, опять. Боюсь… Боюсь, не избежать нам проблем с ней!

Недовольно отложив оладушек на тарелку, Узкомырзин воззрился на престарелого подчиненного, которому уже давно было бы пора отправиться на заслуженный отдых.

– Роман Абрамович, какие бы ни были проблемы, не стоит из-за этого так волноваться. У вас уже давление подскочило. Подойдите к Леночке, она поможет…

– Да нет же! Вадим Петрович! Вадим, – внезапно старик назвал начальника по имени и перешел на шепот, – не понимаешь ты, как все серьезно. Нам же потом не отвертеться будет, дело-то скандальное, газеты о ней писали, соответственно заинтересуются ее безвременной кончиной. Молодая девчонка совсем, после изнасилования попадает к нам и здесь умирает.

– Ей же поставили диагноз, если я не ошибаюсь. Риск смерти при родах весьма вероятный. Почти стопроцентный. Разве нет, Роман Абрамович? Что сказал Высоковицкий?

Роман Абрамович, заламывая старческие руки, виновато сознался:

– Вадим Петрович, что бы ни сказал Высоковицкий, только как он сможет объяснить то, что сердце Захаровой остановилось, а тело при это начинает рожать?

– Прямо сейчас? – Узкомырзин вскочил на ноги. – Где она?!

– Перевезли наверх из одиночки.

– Давно?

Оба мужчины поспешили прочь из столовой.

– Уже с час как…

Через некоторое время оба медика ворвались в помещение под номером сто тринадцать.

– Мы вывели всех из соседних палат, – отчитался Роман Абрамович начальнику, который застыл в проходе.

Перед Узкомырзином возникла необыкновенная картина. На кровати лежала молодая женщина. Ее кожа стала серой как пепел. Зрачки глаз закатились, тело с огромным животом смотрело прямо в потолок, ноги были широко расставлены, а на простынях прямо под ней разливалось что-то отвратительно зеленое.

– Почему здесь никого нет?

– Дежурному стало плохо, теперь его откачивают.

Узкомырзин не заметил, как вцепился пальцами левой руки в ручку на двери.

– Почему… Почему она говорит? Вы же сказали, она умерла?

– Абсолютно точно. Ее сердце остановилось, – подтвердил старик, стоявший позади него. – Мы проверяли несколько раз. Потом начались роды – потекла эта слизь. Мы прослушивали живот – у плода отсутствует сердцебиение, как и у матери. Но, как видите, роды в самом разгаре!

Узкомырзин оторопело повторно задал вопрос:

– Почему здесь никого нет? Почему никто ею не занимается?!

Заместитель ответил не сразу, пожевав тонкие губы, он все же признался:

– Те, кто не занят больными – молятся, Вадим Петрович. Ничего не могу с этим поделать. По нашему учреждению давно ходят слухи и домыслы относительно Захаровой. Теперь, когда лечащий ее врач в бреду и сам чуть не лишился рассудка – к ней все отказались даже приближаться.

– Отказались?! А увольнения они не боятся?!

– Вы не поверите, Вадим Петрович, пять заявлений у меня на столе, это за последние десять минут. Они не пойдут на это, и увольнение здесь никого не напугает.

Узкомырзин не двигался с места. Опытный медик и сам не знал, что делать в подобной ситуации. Тело пациентки в изорванной больничной рубашке выгибало, дергало в конвульсиях, в ее огромном животе что-то беспокойно шевелилось.

– А что она… Что она шепчет?

– Я толком и сам не разобрал. Звучит как стихи или заклинание какое-то. Наши поэтому и решили, что она с нечистым спуталась, из-за того, что она последние дни и днем, и ночью, когда спала, когда не спала – шептала одни и те же слова, похожие на заклинание черной магии или на проклятие…

– Пей, пей, это должно помочь.

Приподняла голову Ждана, он все еще без сознания. Вторые сутки. Лежит без движения. Вчера под вечер бредил. Сегодня лишь раз все его огромное тело передернуло судорогой, и он снова вернулся в то состояние, из которого мне так и не удается его вывести.

– Эй… Я не знаю, – я разговаривала с ним и поила заговоренным отваром из трав, которые нашла растущими возле хижины. Далеко уходить побоялась. – Ждан, я не знаю, помогает ли вампирам такой заговор. Знахарки, – я говорила шепотом, как будто с ним и не с ним, – знахарки лечили им людей. Но ты же не человек. Ты… ты совсем из другого мира.

В результате долгих мучений мне удалось уложить его на одну из лежанок, с которой частично свешивались его длинные ноги. Вторые сутки сижу с ним, периодически глажу его по голове и по лбу, шепчу заклинания, но пока ничего не помогает. Его кожа стала совсем ледяной и серой. Вполне вероятно, уже давно стоило оставить эти попытки. Может быть, он уже мертв? Как определить смерть вампира? Он должен рассыпаться на крупицы, раствориться в воздухе, и уж никак не оставаться лежать, как обычный мертвец. Он же говорил, что вампиры не мертвецы. Это живые магические существа.

Что теперь делать? Что будет, если он останется в таком состоянии? На три дня? На неделю? На месяц?

Я боюсь выходить из хижины. Как только подхожу к двери – слышу стоны мертвых с кладбища, слышу у себя в голове их крики – они запрещают мне ступать за порог. Вот уже несколько часов, они мешают мне выйти отсюда. И я к ним прислушиваюсь. Почему? Что может быть в этом лесу? В последние минуты мне стало казаться, что я слышу не только стоны мертвых, но к их голосам добавились еще какие-то звуки. Удерживая на коленях и баюкая голову Ждана, постоянно оборачиваюсь на маленькое окошко в стене у двери. Дверь надежная, на окне металлическая решетка. Очень прочная. Очевидно тот, кому принадлежит этот домик лесничего, боялся за свои пожитки в то время, когда ему приходилось покидать это место. Теперь результат его опасений успокаивает меня. Как поступлю, если действительно кто-то нападет?