Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прогремел четвертый взрыв. На сей раз Сварог увидел сквозьпутаницу такелажа, как далеко за кормой взлетел белопенный столб – в точности,как вчера, когда он впервые увидел корабль.
У выреза в борту стояли трое матросов. Двое держали узкийжестяной желоб, уложив его второй конец на планшир, а третий укладывалнебольшой бочонок. Что-то сделал, стоя спиной к Сварогу, над бочонком взлетелооблачко белого дыма, те двое приподняли желоб, и бочонок, оставляя за собойсизую струйку дыма, с рокотом улетел за борт. Все уставились за корму. Сварог машинальностал считать. На десятой секунде громыхнуло, прямо в кильватерном следе взлетелстолб воды. Все трое переглянулись с чувством исполненного долга, положилижелоб и праздно расселись на палубе, двое вытащили короткие трубочки, третийпринялся лениво пощипывать струны виолона (Сварог уже успел заметить, что уздешних морячков есть два любимых способа убивать свободное время: дымитьтабаком и тренькать струнами.)
– Все нормально, милорд, – бросил один, заметивСварога. Сварог узнал его: вчера в шлюпке именно этот тип угрожающе чиркал себяпальцем по горлу. – Так, балуемся для порядка… Вы нам не покажете ли фокусс табачком? Очень он у вас духовитый…
Сегодня, однако, морячка было не узнать – он так и лучилсядобродушием. Очевидно, боцман Блай уже разъяснил местному населению политикупартии в отношении высокого гостя. Сварог поразмыслил, как вести себя с этимиголоворезами, и решил, что стоит поддерживать дружеские отношения; поэтому,оделив их извлеченными из воздуха сигаретами, присел рядом на бухту каната итоже задымил первой утренней. Кроме них, никого на палубе не было, «Божийлюбимчик» шел под тремя верхними парусами довольно ходко. А вот приятелиматроса-мордоворота почувствовали себя малость неуютно – видать, не положенобыло простолюдинам рассиживаться рядом с графьями. И, помаявшись, под разнымипредлогами покинули компанию. Оставшийся же мордоворот, напротив, ничутьсоседства не стеснялся.
– Кто-то вам определенно ворожит, милорд, – сознанием дела сказал он, попыхивая сигареткой. – Мы тут промеж себя как разговорили. Чтобы вот так из Хелльстада выбраться – везение нужно в карманеносить нешуточное…
Сварог и сам так думал. На душе стоял блаженный покой, вдалипроплывали скалистые берега. Хотелось с кем-нибудь поговорить по душам.
– Тебя как зовут? – спросил он для поддержаниябеседы.
– Ордин, ваша милость.
Хлопали на ветру паруса, за кормой монотонно бурлила вода,рождая белые бурунчики. Поскрипывали снасти, с камбуза доносился ароматготовящейся баланды.
– Скажи-ка мне, Ордин, ты зачем из пушки палилспозаранку?
Мордоворот ухмыльнулся во весь свой щербатый рот.
– Это, ваша милость, мы водоросли отгоняем. В здешнихместах водоросли водятся – жуть какие вредные. К килю или там за рульцепляются, и корабль ни взад, ни вперед. Шлюпку спустишь, тут-то они всемскопом и набрасываются.
– А ежели шлюпку не спускать?
– А ежели не спускать, то до посинения на стрежнепроторчать можно. Ни в жисть по-хорошему не отцепятся, падлы. Страшное дело!Сколько народу полегло, пока догадались, как с ними совладать. – Онвыбросил окурок за борт.
– Ясно, – протянул Сварог. – Ты сам откудабудешь?
– Из Глана… Я, ваша милость, хотите верьте, хотите нет,сын тамошнего барона. И не какой-нибудь, а самый что ни на есть законный, междупрочим.
Сварог недоверчиво покосился на матроса. Тот непроницаемосмотрел вдаль, ковыряя пяткой надраенные доски палубы, и не понять было, правдули он говорит.
– Как же тебя сюда занесло?
Ордин передернул плечами.
– Отец мой женился во второй раз. А невесте-то всеговосемнадцать стукнуло. Усекаете? Ну, и у нас с ней любовь приключилась.По-серьезному, а не просто… – Он выразительно сунул указательный палецлевой руки в неплотно сжатый кулак правой. – Во. А папашка мой прознал проэто дело, осерчал и приказал своим псам нас обоих ночью придушить. Ну, я-тоотбился, а она, бедняжка, не успела. Поэтому я наутро с папашей по душампоговорил и – сразу в порт, на первый попавшийся корабль, чтоб, значит, заотцеубийство не повязали.
Голос спокойный, взгляд безмятежный. То ли врет, то ли нет.
Сварог хмыкнул и тут же устыдился. Верилось с трудом, но –чего только в этой жизни не бывает… Чтобы переменить тему, он взял умордоворота виолон, побрякал по струнам, разминая пальцы, и поинтересовался:
– А ты не слыхал случайно, что это в Хелльстаде за девицы,которые ниже пояса – змеи? И песни вдобавок поют…
– Ну, не то чтобы ниже пояса… – раздумчиво сказалматрос. – Чуть пониже, чем ниже пояса, болтают. Находились смельчаки,которые их даже и огуливали, поскольку повыше змеи – очень даже добрый товарец.Только сам я сомневаюсь что-то, чтобы имелась у них женская потаенка…
– Имеется, – сказал Сварог. – Сам видел.
– А, все равно. Ты ей всадишь с полным прилежанием, аона тем временем голову откусит, на то и змея… – Он помолчал и философскивздохнул: – Все бабы – змеи.
– Глубокая мысль.
Сварог, перебирая струны, нащупал, кажется, мелодию самогонеобычного в его жизни ночного концерта:
Покуда два птенца, крича,
рвались друг к другу,
Мы, нежно обнявшись,
кружили над землей,
Я с нею танцевал под солнечную вьюгу,
Во сне и наяву она была со мной…
Матрос вскочил с изменившимся лицом – из-за спины Сварогапоявилась огромная жилистая лапа и прихлопнула жалобно звякнувшие струны. Лапапринадлежала боцману Блаю, он возвышался над Сварогом, прямо-таки лязгая зубамиот ярости.
Сварог медленно поднялся, от растерянности едва не вставнавытяжку, как проштрафившийся юный лейтенантик. Явно он сделал что-то не то:очень уж испуганно смотрел матрос – на него, не на боцмана.
– Охренел? – злым шепотом рявкнул наконец БлайОрдину. – Совсем уж? Мы еще в Хелльстаде, но соображать-то надо, бабкутвою вперехлест через клюз… Кончай серенаду. С милорда взятки гладки, аты-то? – Он всерьез замахнулся. – Работы нет? Может, опять хочешьякорь поточить? А ну, марш вниз!
Матроса как ветром сдуло.
– Что случилось? – с искренним недоумениемпоинтересовался Сварог у Блая.
– А то. Нельзя, милорд, таких слов под открытым небомпроизносить.
– Каких – «таких»?
– Хоть милорд, а темнота, – вздохнул Блай инаклонился к самому уху Сварога, щекоча щеку усами. – Забудьте слово«вьюга».
– Почему?
– Потому. – Говорил он очень серьезно и оченьтихо. Будто кто-то мог их подслушать – а ведь на палубе, кроме них, не былоникого. – Вы о Шторме слышали?