что замыслы Спренгтпортена были известны королю, и тем не менее он ограничивался сперва командировкой его за границу, а затем предоставлением вступить в иностранные войска, пока наконец этот искатель приключений, в 1786 г., не перешел окончательно на службу Императрицы Екатерины.

Мысль об отделении Финляндии от Швеции не была новостью. Манифест Императрицы Елизаветы, как выше было изложено, имел в виду такое отделение. Вскоре по заключении Абоского мира составился заговор об избрании в короли Финляндии великого князя Петра Феодоровича, с тем, чтобы новое королевство состояло под покровительством России. Один из составителей проекта, Бикман, был схвачен и казнен. Впрочем, число лиц, сочувствовавших этой идее, было очень ограничено. Вез сомнения. Густав не мог не вспоминать об этих эпизодах еще до того, как Спренгтпортен чуть не гласно начал сочинять свои проекты на ту же тему. Могущество России рядом с обессиленной Швецией легко могло лишить последнюю этой её провинции, тем более, что граница между русской и шведской Финляндиями была определена договорами, но на деле не представлялась законченной, и как бы вызывала на перенесение её до естественной черты, определённой Ботническим заливом. Постоянные сношения русских представителей в Стокгольме, Маркова, Симолина, Разумовского, с представителями оппозиции, не могли не усиливать опасений. Поэтому Густав старался вызвать к себе, прежде всего, расположение Финляндцев. Уже в 1775 г. он предпринял первую свою поездку по Финляндии, и хотя из местного финского языка знал лишь несколько слов, но личными своими качествами вызвал общую там к себе любовь и преданность. Последствием этой поездки были благодеятельные для Финляндии меры. Заложены новые города Таммерфорс и Каско, приступлено к устройству новых дорог и каналов, учреждены новые суды; повелено новое размежевание, дававшее возможность новых поселений, в которых страна очень нуждалась. Приняты были меры и к защите Финляндии со стороны России: крепости Свартгольм и Свеаборг деятельно укреплялись, «шхерный» армейский флот значительно усилен. Позднее, вследствие войны Англичан с Американскими штатами, торговля шведских, а с ними и финских портов значительно развилась. Все данные были в пользу наилучших отношений между Густавом и народом, в чем он не переставал получать удостоверения. В 1778 году, по случаю рождения у него сына, между многоразличными изъявлениями преданных чувств от разных сословий и частей королевства, Финляндцы в особенности благодарили за то, что король «опять и навеки возвысил финский народ».

Преданность массы населения была вне сомнения. Но это не мешало высшим оппозиционным элементам поддерживать постоянное брожение. Революционные инстинкты некоторых партий, особенно дворянства, продолжали усиливаться. Дороговизна жизни и все новые и новые налоги на усиленные вооружения, в связи с падением курса бумажных денег, задевали самые близкие интересы многих; свобода вероисповеданий давала пищу недовольству и между духовными. Военное сословие имело свои претензии: офицерство лишено было права участия в сеймах; в особенности же оно считало себя задетым ограничением права продажи чинов и должностей, узаконенной в прежнее время. Сам Густав лично давал поводы к неудовольствиям: с годами ему стала надоедать скромная и однообразная жизнь его шведских резиденций, и он все чаще и чаще искал развлечений в заграничных поездках, тратя на них громадные суммы из тощих касс шведской казны. Иногда, как во время пребывания Густава в Италии, король не видел своей страны целыми годами. В эту именно эпоху, т. е. в 1785 году, Швецию и Финляндию посетил неурожай столь сильный, что всей стране угрожали бедствия голода, если бы не своевременная помощь со стороны России, открывшей соседям свои хлебные магазины. Но самую форму, в которой пособие это было предложено, Шведы находили для себя оскорбительною, и оппозиция видела в ней лишний повод к нападкам.

Всем этим пользовались люди, желавшие возвращения прежних порядков до 1772 года, и заседания шведских сеймов представляли ряд самых бурных и разнузданных сцен. Вне сеймов недовольство разжигали еще молодые дворяне, имевшие обыкновение искать счастия и денег во французской службе; оттуда вывозили они достаточный запас революционных идей, бывших на месте в эту пору уже в полном расцвете. Собственно в отношении Финляндии сепаратистские стремления некоторых авантюристов были особенно рельефны в эту же эпоху, т. е. в 80-х годах. Финляндская корона была предлагаема и младшему брату короля Фридриху, любимцу матери, королевы Луизы Ульрики, и другому его брату, Карлу, герцогу Зюдерманландскому. Проект финляндской республики Спренгтпортен передавал Колычеву, русскому посланнику в Гаге. Агитаторы, и во главе их тот же Спренгтпортен, чтобы сбить с толку население Финляндии, рассевали в нем самые нелепые слухи о настроении в отношении к нему шведского правительства, которое желало, будто бы, не только окончательного разорения этой провинции, но и уступки её России, если она не помешает Густаву завладеть Норвегией.

На руку агитаторам была и деятельность тогдашнего масонства, которое, по примеру западной Европы, было довольно распространено и в Финляндии. Особенным значением и влиянием пользовался орден «Валгалла» в Свеаборге, имевший свои отделения по всей стране. В среде его планы обособленной Финляндии пользовались более чем где популярностью: к ним примыкали агенты Спренгтпортена, родственные или близкие ему люди[52]. Эти планы заключались в самых общих, неразработанных идеях; способ исполнения и дальнейшие цели и действия были очень темны и для самих руководителей, в чем признавался впоследствии и сам Спренгтпортен. Все дело не выходило из области властолюбивых и праздных мечтаний. Такие признаки брожения в шведском обществе не имели угрожающего характера каждый в частности. Наиболее по-видимому опасные проекты отделения Финляндии, или предоставления ей независимости, вовсе не находили сочувствия; напротив, трезвая часть населения, т. е. большинство, видело в них величайшее для Финляндии бедствие. Русское владычество не представлялось иначе, как в виде рабства. Не лучшего ожидали и от независимости, ибо в таком случае Финляндия сделалась бы лакомым куском, который Русские проглотят, когда только им захочется.

Однако, в общей сложности все эти болезненные симптомы не могли не иметь, для Густава серьезного значения. Одаренный натурой восприимчивой и порывистою, властолюбивый и страстный, к тому же запутанный в денежных делах, он постепенно убеждался, что одними мерами внутренних распорядков он не достигнет упорядочения страны и собственного своего прославления. Приобретение Швеции её прежнего политического значения на сцене Европы, а для того военные успехи и восстановление прежних границ, являлись средством наиболее соответственным, если не единственным. Только возвеличенная и расширенная в своих пределах, Швеция могла заставить молчать Врагов внутренних; только при условии восстановления сил мог возрасти и вес её в международных делах, а с тем вместе и вес золота тех иностранных субсидий, которыми шведские короли издавна привыкли оценивать свое в них действие или воздержание.

Такие планы могли быть