class="a">[362]; в Париже он не вылезал из генеральских кабинетов. Давэн де Сессак был похож на молодого креола[363], сынка миллионера-плантатора, какие бывают в американских фильмах: такие же поэтические черные усики, такой же томный вид, такая же фотогеничная улыбка, такой же невысокий, смуглый; волосы на руках он брил. В своих отношениях со штабным начальством капитан проявлял почтительность и суетливость, как провинциальный чиновник, встречающий делегацию членов парламента. В данный момент он вел регулярную осаду генерала медицинской службы, начальника Санитарного управления, о котором часами мог с увлечением рассказывать в офицерской столовой: — Ну, прямо слон, не поймешь, то ли он спит, то ли просто глаза у него заплыли жиром. — Когда Бурра начинал злиться: этот болван, чего доброго, и впрямь отправит нас всех на фронт! — Фенестр и Сорбен хихикали. — Вот вам овернцы и бургундцы, — заявлял Фенестр, — все равно, социалисты они или нет, а как только начинается война, они путаются в ногах и потихоньку выторговывают мир. — А Верцингеторикс? — протестовал затравленный Бурра. Бедняга Бурра! К тридцати трем годам он нажил болезнь печени и всячески пытался скрыть свой недуг. После обеда ему надо было непременно прилечь, а господа врачи коварно старались помешать его отдыху.

Блаз прекрасно использовал свое пребывание в столице. Конечно, не для приема пациентов. Во-первых, в Париже жила его мать, а Блаз ее просто обожал, — никто не скажет, что ей уже шестьдесят: совсем молодая женщина. Во-вторых, «маленький доктор», как его называли, мог снова вращаться в свете. Несмотря на свои сорок лет, он очень мило разыгрывал мальчишку-проказника, и его охотно принимали даже в том обществе, куда ему был бы закрыт доступ, если бы не медицина и дамы. В самом деле, он прекрасно сохранился: упругий, как мяч, чудесная фигура, жемчужные зубы. Все-таки великое дело спорт!

У «маленького доктора» был шестнадцатилетний сын, «тайнобрачный», как он выражался, ибо его супруга еще в давние времена скрылась в неизвестном направлении. Мальчика воспитала бабушка, а сейчас он учился в лицее Карно, в одном классе с Тьерри де Сиври, и Блаз гордился его успехами, как любящий старший брат. Лишь бы ему не пришло в голову стать врачом, по примеру отца! Мало ли на свете порядочных занятий: автомобильный гонщик, чемпион по кролю, нападающий футбольной команды, хоккеист, наконец. Зачем же становиться «помощником смерти»? В салоне Луизы Геккер или у князя Р. Блаз говорил, что он прячет сына, потому что дамы увидят такого большого мальчика и не пожелают иметь дело с папой. Присутствующие смеялись и не верили. Сам настоящий мальчишка! — Мальчишка-то мальчишка, а вы только пощупайте его бицепсы! — восклицала Рита Ландор. — А ляжки у него просто ужас какие!.. Блаз, немедленно продемонстрируйте ваши ляжки! — Кстати, где сейчас Рита? Улетела? Да, подписала контракт и умчалась куда-то к чорту на кулички. Есть же люди, в жизни которых война ровно ничего не изменила! Они живут где-нибудь на Ривьере, и самой страшной трагедией у них считается, когда их жен бросают любовники. Так или иначе, но Мари-Адель де Бреа, которая раньше терпеть не могла «маленького доктора», вдруг начала с ним кокетничать. Ее муж был вместе с Блазом в Каркассоне и тоже получил недавно другое назначение. Но напрасно Мари-Адель так усердствовала — Блаза нелегко было подцепить, он любил молодых, а главное, худеньких. Блаз вообще мужчина загадочный и ведет несколько любовных интриг зараз… Он приносил в казарму Мортье целую кучу сплетен, политических и армейских, и не удивительно: наш доктор числился другом той особы, которую называли нынешней Помпадуршей, и был знаком с депутатами… Хотя Давэн де Сессак и считался моррасистом, он покровительствовал «маленькому доктору», даже баловал его… Ведь через Блаза можно дойти до самого министра… Понимаете, опять нас хотят загнать куда-то в глушь… Именно от Блаза узнали, что бельгийский король отказался пропустить через свою территорию союзные войска, которые, по плану Гамелена, должны были прикрывать нашу границу. Относительно этого плана генерал Жорж[364] расходился во мнениях с главнокомандующим. Они обменялись колкостями по телефону. Были даже затронуты вопросы чести. Тогда уже начинали нервничать — будем ли мы, наконец, воевать или нет? Теория, которой придерживались в высших сферах, гласила: рано или поздно Гитлер совершит ошибку, попытается перейти от обороны к нападению. И вот тогда-то бельгийцы должны будут, наконец, решиться… Самое удивительное, как сообщила Блазу одна из его приятельниц, было то, что виновником январской тревоги оказался бельгийский генеральный штаб. Совершенно непонятная история: какой-то немецкий самолет, по ошибке приземлившийся в Бельгии, какие-то летчики, застигнутые в тот момент, когда они жгли бумаги, — и вдруг, нате вам, это оказались планы вторжения гитлеровцев в Бельгию в самые ближайшие дни. Наши немедленно начали проводить в жизнь план обороны — и что же! — бельгийский король отказался нас пропустить…

Сразу поднялась ужасная суматоха. Главврач, которого вызывали в военное министерство, вернулся оттуда с таинственным выражением лица, даже румянец у него появился, а ведь обычно он очень бледен… Санотряду предстояло полностью укомплектоваться, причем только за счет молодежи, чтобы все были крепыши, молодец к молодцу. Да, да, назначение уже есть. Только никому ни слова! Это — военная тайна и притом строжайшая. И тут же главврач поведал военную тайну Фенестру, потом Бурра, у которого немедленно разыгралась печень, и он слег в постель, потом Сорбену, и тот долго ходил по двору казармы, с довольным видом потирая руки и хихикая. Даже сам Дэба отложил письмо к жене и погрузился в мечты, сдвинув очки на высокий выпуклый лоб и оглядывая комнату растерянным близоруким взглядом. Ну-с, а доктору Блазу сообщил военную тайну не кто иной, как Ипполит Дюко, которого он встретил у Помпадурши: — A-а, доктор? Вы, кажется, из той самой моторизованной дивизии, которая сейчас формируется в секретном порядке! — Понятно, что Давэн де Сессак был весьма разочарован, когда, загадочно подмигивая, сообщил новость доктору Блазу и обнаружил, что тот все уже знает, да еще от самого товарища министра. Хотя это действительно был секрет, но зимой 1940 года людей до того томила скука, что тайны так и порхали из уст в уста.

И в самом деле, соединению нового типа предназначалось сыграть решающую роль в предстоящих боях. Никто не должен был даже подозревать, что такое соединение вообще существует. К врачебному персоналу все это, конечно, имело весьма отдаленное отношение, но ведь и офицерам дивизионного санотряда следовало привыкнуть к мысли, что они