из последних сил, чтобы совсем не сорваться и не сделать чего-то похуже и именно кому-то, о чем потом ведь будет крайне жалеть, не только и потому, что не подумал перед этим и достаточно, как и так же ведь все изначально не продумал и не взвесил основательно все же детали своего поступка, отдав до этого еще и всю же редактуру по мелочам своим словам, но еще и потому, что он же все же эрудит. Так еще же и шахматист. И не только и именно должен продумывать все свои шаги, как и любые же действия, наперед, но и решать же все словами, не силой. Не говоря уже и том, что и она же — еще и девушка, плюс же ко всему. С минусом же уже и как раз для него в этом, ведь и еще бы немного — и никому бы из них уже не повезло, как и не поздоровилось бы, что она родилась такой. А ему же еще и вдвойне — не только от нее и себя, но и от других. И ведь мало же ей было только родиться почемучкой на его же все голову, когда не надо, да и когда надо, что и тоже ведь зря, еще и правдорубкой выросла и стала в том же все и самом разрезе. Зацепив, пусть и впросак и вскользь, просто ей и к слову пришлось, будто и между, как и прочим тех же все и своих строк, но и его же все же рану: которая пусть уже и покрылась коркой, как и та же ее губа, но и сдиралась же еще за счет не отшлифованных и зазубренных краев одеждой на раз-два и снова кровила — под названием «Семья». И его же еще, что немаловажно. Что одна, что и вторая. Любая. А с ней же еще — и обе враз. Да и кто она вообще такая, чтобы так их замешивать и мешать? Да и так и не, в принципе же — говорить о них всех? Никто ведь? Никто. И звать ее, как она же и сама сказала, пусть и не про себя, но и все же, никак. И нашел же ее отец, как и что-то же в ней как в дочери. Будто ему и их, парней-сыновей, было мало. И ладно бы еще ведь — кого-то другого, то есть и другую. Но ее! Так похожую же все и на ту. Будто ведь и назло же — ему самому. Да еще же и оставив его так же все одного и разбираться же с этим всем. Ведь и хоть убей его кто, но и в его же все голове, как и сердце, просто-напросто не укладывалось, не стыковалось, как можно было видеть в ней и кого-то другого. Опять же, другую! Когда все же, ну вот просто и все, да и по-любому, и как он же все сам, видели лишь ту и тогда — в ней же все и сейчас. Одно же лицо! Или у него уже шарики за ролики уехали и крыша же свалилась вместе с ними и сердцем же, устав уже просто, и каждый же раз ища, находить же одни и те же черты. Пусть и не конкретно же другой. Да и другой — и лишь в одной. Но и все же. Или все-таки: нет? А тогда кто из них вообще — и в ком? А и самое-то главное — так ли это важно сейчас, когда это же самое лицо, как и прошлое в настоящем, отбирает у него не только его же отца, но и его же самого? Вновь же топя в тех старых и далеко уж не добрых кругах отчаяния, боли и страданий, утаскивая же еще при этом и на дно мук и предательств. Да и пусть даже и неосознанно и неспециально. Не зная. Но и чем же еще только больше беся. И не столько же от невозможности сказать все и посвятить же ее во все же, сколько и от именно возможности, а там и вовсе же должности молчать и скрывать от нее. И ради кого? Ради нее же! Все вновь же циклилось и стыковалось, закольцовывалось ей и на ней. И пусть даже все и так же она не виновата. Не сама. И не до конца. Пусть и не знает, что делает. Не ведает, что и творит. Но и делает ведь! Творит. А там и вытворяет. А значит — виновата: «незнание же не освобождает ни от чего». Как и ни от кого. От него же самого, и как в данном случае, например. Да. И даже если он ей прям сейчас все расскажет и тут же придушит, чтобы она, и прежде всего, не сдала его, ничего ведь ему за это не будет? Не сразу, во всяком случае, правда? Но вот и нужно ли ему это? Надо ли? Плохая идея! Определенно. Хоть и потому же опять же, что придется марать руки. И не столько же уже и об нее, сколько и о себя, признавая и признаваясь уже всем и вслух таким образом, что этот все любовно-ненавидимый уроборос, широко известный в узких кругах как еще и hassliebe, поймал и его в свою же сеть-кольцо, замкнув в нем же, как и в любви-ненависти же к ней, с обоюдным и при этом противоположным смыслом-посылом: «Люблю, что ненавижу. И ненавижу, что люблю». Ведь и тогда бы еще пришлось бы признать и признаться, что это вновь происходит с ним, а и главное, противореча же все себе и недавне-прошлому, с другой. Как и что он же ее все же начал видеть, рассмотрев таки и разглядев. И пусть пока еще не до конца и не совсем же, как и ту же уже развидев, но и начал же. Встал на путь, так сказать, и без малого же истинный. И вот — что уже и на самом же деле: плохая идея. Собственно, как и уходить в свои же мысли, пока она как продолжала все это время, так и продолжает же что-то ему говорить, не попадая в них, и как назло, в субтитры, так еще и очередное же что-то с чем-то. И, конечно же, свое. Но только лишь пока и как вариант, возможно, что и вновь же о себе. Не точно еще, но и стоило бы уже: для ее