невоспитанного человека. Дурацкая привычка пускать в ход всё, чтобы добиться результата.

– Это, Василий, привычка хорошая, – вставая из-за стола, тихо произнес Габашидзе. – Ты спросил, стал бы я сейчас расследовать то убийство. Нет, Василий, не стал бы. Знаешь почему?

– Поведай.

– Потому что если бы нашёл этого гада, то до суда бы он не дожил. Я бы удавил его раньше.

– Не похоже на тебя, Миша, – сказал Куприянов. – Но понять могу. И осуждать бы не стал.

– И на том спасибо, – Габашидзе достал из ящика своего стола лист бумаги и положил его перед Василием. – Пиши рапорт и двигай в столицу.

ГЛАВА 14

1974 год. 1 сентября. 19:48

Так называемое «вечернее мероприятие» в обкоме партии проходило по типичному для того времени сценарию. Доклад первого секретаря, затем несколько хвалебных речей и по традиции в заключении выступление «гуру» из Политбюро. Когда с официозом было покончено, всех участников мероприятия пригласили в банкетный зал. Там уже царила совершенно другая атмосфера. Это было время вольных бесед, знакомств, обсуждений за бокалом вина или фужером коньяка. Люба была здесь впервые. Она совершенно ни с кем не была знакома, кроме Дмитрука. Да и это знакомство не было для женщины приятным. Владимир Григорьевич всё время находился где-то рядом с Пожарской. Он постоянно держал её в поле зрения. «Ждёт, когда я выдам растерянность, – думала Люба, замечая негласное внимание второго секретаря. – Не дождётесь, Владимир Григорьевич. Обойдусь без вашей помощи».

Пожарская выбрала себе укромный уголок, откуда удобно было наблюдать за гостями. Публика была очень разная, но в основном привыкшая к подобному времяпрепровождению. В центре внимания был, конечно, Кононенко со своим высокопоставленным гостем из Москвы. К ним постоянно на непродолжительное время кого-нибудь подводили, представляли. Делал это всё тот же Евгений, помощник первого секретаря обкома. Люба внимательно наблюдала за этим процессом. В какой-то момент она обратила внимание на то, что после короткой фразы Кононенко, Евгений бегло заскользил по залу ищущим взглядом. «Ищет следующего кандидата для собеседования», – решила актриса. И в самом деле, Евгений искал именно Пожарскую. Когда его взгляд остановился на Любе, она поняла, что сейчас её познакомят с Николаем Семёновичем и гостем из Москвы.

– Любовь Владимировна, – подойдя близко к женщине, сказал Евгений, – пойдёмте со мной.

Он даже не дождался реакции Пожарской на подобное малоприятное приглашение. Помощник Кононенко отвернулся и двинулся в сторону шефа. Он был абсолютно уверен, что Люба смиренно пошла за ним. Ан нет. Пожарская осталась на месте. Только пройдя половину пути Евгений обернулся и не увидел за собой актрису. Он недоумённо посмотрел на Любу, в глазах которой застыл вопрос: «Куда пойдём? Зачем пойдём?». Помощник нервно махнул рукой, призывая Любу к себе. Но та непонимающе пожала плечами. Евгений вынужден был вернуться.

– Товарищ Пожарская, – в голосе Евгения звучало неприкрытое раздражение, – вас просит подойти первый секретарь обкома товарищ Кононенко.

– Ах! Да– да, – оживились глаза актрисы. – Теперь я поняла.

– А сразу вам было непонятно? – в вопросе преобладали шипящие звуки.

– Сразу? – взгляд Любы вдруг стал колючим и холодным. – Сразу вы ко мне обратились как надзиратель в тюрьме. Как я должна была понять фразу: «Пойдёмте со мной!».

– Её можно понять как-то по-другому? – продолжал настаивать на своей правоте Евгений. – Скажите как?

Люба взяла паузу. Она прекрасно видела, что помощник хитрый лис, что всё он понял так как надо, но предпочитал считать себя правым. Переубеждать его в этой обстановке было неразумным и даже бесполезным делом. Люба решила оставить вопросы без ответа, тем самым выказав своё недовольство поведением Евгения. Она молча прошла мимо вскипающего помощника и быстрым шагом направилась прямиком к Николаю Семёновичу. Евгений поняв это, поторопился и, ловко обогнав хрупкую женщину, исполнил свои обязанности – представил Пожарскую первому секретарю и московскому гостю.

– Я уже не раз слышал о вашей талантливой игре на сцене, – начал по-отечески, взяв Любу за локоть, Николай Семёнович. – Любовь Владимировна. Хотя скажу прямо, по имени-отчеству вам не идёт. Можно просто Люба?

– Конечно можно, Николай Семёнович, – ответила Люба, хлопая огромными пушистыми ресницами.

– Спасибо. К сожалению ни разу не удосужился побывать на ваших спектаклях, – продолжал Кононенко.

– Это непорядок, – вмешался в разговор москвич. – Такой известный в стране театральный коллектив у вас в области, а вы, Николай Семёнович, не можете выбрать вечерок. Непорядок.

Дальше товарищ из Политбюро, звали которого Владимир Сергеевич Беспалов, затянул долгий поучительный спич по поводу великой воспитательной роли искусства. В финале своей речи он хвалебно отозвался о молодой, талантливой актрисе, судить о которой мог лишь по выступлению на митинге. Люба, слушая красноречивого собеседника, невольно подумала: «Не хватает ещё слов товарища Саахова из „Кавказской пленницы“: спортсменка, комсомолка и наконец, просто красавица».

– Да– да. Вы правы, Владимир Сергеевич, – отозвался Кононенко. – Я обязательно в ближайшие дни схожу с супругой в театр. А вы, Люба, подскажите мне, какая постановка стоит внимания?

– Но я не знаю вашего вкуса, – робко сказала девушка.

– Я предпочитаю что-нибудь из нашей советской жизни. Нет, не подумайте, я не отвергаю ни Чехова, ни Островского. Но всё-таки советские авторы для меня предпочтительнее.

«Пытается говорить „высоким штилем“, – думала в этот момент Люба. – Хотел бы сходить на хороший спектакль, мог бы позвонить Забродскому или послать этого своего делового Женю. Будто я такая несмышлёная и не понимаю, что вы, Николай Семёнович, просто хотите, чтобы я побыла рядом с вами. Потрогать меня за локоток и пошептать мне на ухо. Ладно, уважу я вас. Мне тоже от вашего присутствия польза. Вон Дмитрук, издёргался весь. Того и гляди сейчас шею свернёт».

В самом деле, Владимир Григорьевич не совсем понимал, почему Кононенко так долго беседует с актрисой. Так ещё не просто беседует, а получает от этого удовольствие. Улыбка не сходила с лица первого секретаря. «Поглядите на него! Старый хрыч, – злился внутри себя Дмитрук. – Конечно, тебе всё можно. Ты же первый. Прикрылся Беспаловым и флиртуешь у всех на глазах с молодой актрисой. Повезло, что жены твоей тут нет. А то бы Вера Антоновна тебя вмиг направила на верный путь». Но не знал второй секретарь, что в этом зале была ещё одна особа, ревностно наблюдавшая за поведением Николая Семёновича Кононенко.

Звали эту особу Галина Чадова. С некоторых пор она занимала скромную должность инструктора в одном из райкомов ВЛКСМ. Правда появлялась там очень редко. Галина всё время была в командировках, как правило, выполняя какое-то ответственное задание, спущенное специально для неё из обкома. Одним словом Галя, как это в ту пору называлось – числилась. За это и получала незавидную зарплату. Но карьеру женщина делать не спешила. Жить никому не мешала, дорогу не переходила. Загадкой оставалось лишь то, что Галина Чадова иногда была приглашена на мероприятия достаточно высокого уровня. Как сегодняшнее, например. У многих это вызывало немой вопрос: что эта женщина, пусть молодая и красивая, но скромный инструктор райкома, делает на этих приёмах. Вслух такие вопросы задавать было не принято. Сможешь догадаться – догадывайся. Не сможешь – оставайся в неведении. Не возникало вопросов лишь у самого Кононенко и у его помощника Евгения. Они точно знали, почему Галина появляется здесь.

– Что Николай Семёнович хочет от этой Пожарской, – сквозь зубы процедила Галина, подойдя незаметно к Евгению.

– Попросил представить ему и Беспалову актрису нашего театра, – невозмутимо ответил помощник.

– И прилип к ней, что даже глаз оторвать не может, – добавила Чадова.

Евгений посмотрел на Галину, не выдавая на лице никаких эмоций. Затем ещё раз посмотрел на то, как Николай Семёнович смазливым взглядом облизывает Любу Пожарскую и сказал, как бы рассуждая:

– А девочка, между прочим, с мозгами. Своего не упустит. Высоко может забраться. Поверь мне, Галя, я таких за версту чую.

– Это мы ещё посмотрим, – Чадова даже побледнела от злости. – Посмотрим, кто куда полетит.

1974 год. 2 декабря. 8:12