Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты кто?
— Для тебя — смотрящий. Тебя на счетчик ставлю, с сегодняшнего дня! А лучше приезжай, Валя, так верней уладим это дело.
Я зажал телефон рукой, протянул его подследственному и прошептал:
— Читай, читай дальше, что в бумажке!
— Это, как его… у меня телефон они отобрали, сказали, сами будут с тобой потом разговаривать. Так ты не сомневайся, если в следующий раз позвоню не я…
— А ты случаем не из ментовки сейчас со мной говоришь? Что-то не очень мне верится во все это. Тебя сейчас менты не держат за…
На этих словах я выхватил телефон из его рук и разорвал соединение. Телефон положил в коробку, но не выпустил из пальцев, и руку не вынул, оставил ее в коробке. Через несколько минут, когда мы отошли от нервного напряжения при разговоре, я спросил у подследственного:
— Кем твой Валя был в зоне?
— Фраером. Я за него держался. Он защитить мог, блатные его не трогали.
— Как он тебя уговорил на эту «лотерею»?
— Деньги обещал, хвастал, что хорошей жизнью теперь живет, фамилию сменил, и все такое.
— Новую фамилию знаешь?
— Откуда!
Не вынимая руки из коробки, я сдвинул пальцем крышку телефона, поддел батарею, нащупал под ней сим-карту и выдернул ее. На прощание я сказал серийному убийце:
— Хорошо ты сыграл. Но больше нам не потребуешься. Что я обещал — сделаю. Сестру увидишь.
Когда его вывели из кабинета, Седов мне сказал:
— Не верит Валя. И никогда не поверит.
— Что-нибудь придумаем.
Я очень хотел сказать ему про это сразу, но перед видеокамерами и микрофонами кабинета это делать было глупо. Но как только мы сдали телефон на склад, и пошли по длинному светлому коридору к выходу, я сказал ему:
— Сергей Лукич, я должен вам сознаться. Я вынул сим-карту из телефона. Она у меня в кармане.
Тот резко остановился.
— Мы должны вернуться.
— Сергей Лукич, мы должны продолжать следственные действия. У нас все получается. Помогите мне в этом.
— Это незаконно. Это называется уничтожение улик. За это есть статья уголовного кодекса.
— Вы это видели? Нет, не видели. Поэтому вы лично ни в чем не виноваты. Улика целехонька, но она теперь здесь, у меня в кармане. Она мной не уничтожена, поэтому состава преступления не имеется. Кроме того, эта сим-карта будет мной возвращена. Она взята мной только для нового следственного действия. Через несколько суток я напишу объяснительную записку и сам ее сдам, куда положено. За это время этот телефон никому не потребуется, если вообще когда-нибудь и кто-нибудь возьмет его снова в руки. А главное, вы уже с самого начала сняли с этой сим-карты все, что было нужно — сами мне это сказали. Каюсь, не оформил, как полагается. Но обстоятельства не оставили выбора. Или вы думаете, можно было иначе? Но как?
Седов мне ничего не ответил, но пошагал рядом дальше по коридору. На КПП он тоже ничего не заявил охране, и мы, молча, вышли из «Новых крестов» и сели в машину.
Через час молчаливой поездки я высадил Седова у его следственного отдела. После этого я поехал домой, чтобы найти нужный номер телефона. Он был среди записей старых контактов в криминальном мире — мне со многими приходилось там встречаться по газетным делам. Я быстро нашел этот номер — очень известного в свое время городского «авторитета», и моего, тем не менее, хорошего знакомого, — и позвонил ему.
17. Вор в законе
Мне было совершенно ясно, что сообщник Валя не верит всему тому, что услыхал от подельника по «лотерее», мелкой сошки, которую ни в грош не ставил. Никогда он не поверит настолько, чтобы явиться сюда, к нам в руки. Возможно, на всякий случай, он заплатит «отходняк», если допустит, что это наехали на него бандиты. Он знал их очень хорошо, много лучше, чем мы, и понимал, что надо обязательно «делиться». Поскольку деньги в этой среде — признак уважения и власти, то этого будет достаточно. Но приехать сюда, по телефонному звонку «шестерки», попавшей в чьи-то руки, и очень вероятно, «ментовские» руки, — он и не подумает.
Но нам были нужны вовсе не эти «кровавые» деньги, нужен был второй преступник, даже худший убийца из этих двоих — «хоть тушкой, хоть чучелом». Он был мне нужен так же, как и другой объявившийся маньяк, «потрошитель», который убил полгода назад дочку моей давней знакомой, с которой у нас была чистая студенческая любовь, и когда на похоронах меня все принимали за отца убитой девушки. Что тот убийца, что этот — было мне сейчас безразлично. Все эти нелюди — были для меня одно и то же дьявольское отродье, которое надо было уничтожить. И раз уж я оказался среди них, и что-то мог еще сделать, то остаться в стороне, как будто меня это не касалось, было бы плевком в мое достоинство. Поэтому пока была еще малейшая возможность вести с одним из таких нелюдей игру, и добраться до него, я собирался это делать — когда-нибудь и что-нибудь у меня обязательно получится, и мы встретимся, — не с одним, так с другим. Главное, не сдаваться, а драться и драться, вставать и снова драться! Неожиданно, это стало для меня смыслом жизни, все прочее отодвинулось в сторону.
Кашин вчера мне сказал, что этот Валя гонял из Польши фуры с яблоками, закладывая в них наркоту, за что потом и отсидел срок. Но я хорошо знал человека, который держал в те годы под своей рукой половину всей оптовой торговли фруктами в нашем городе. Я не знаю, был ли он уже тогда «вором в законе», хотя кавказские авторитеты всегда любили короноваться, и в тех кругах по-прежнему очень уважают это звание. Однако теперь все изменилось, об этом нынче молчат, за это теперь статья уголовного кодекса и тюрьма, как за «первую роль» в организованной преступности, да и много лет прошло с тех пор. Имя авторитета было Шато, и сразу, как только Кашин вчера мне сказал про фуры с яблоками, я сразу о нем вспомнил. Потом когда сегодня утром ехал в «Новые кресты», и говорил там по телефону с этим Валей, я тоже все время думал о своем давнем знакомом Шато. И вот теперь я ему позвонил.
В разгар моей журналистской деятельности, когда я уже получил популярность и даже некоторое влияние на городскую политику из-за моих статей и выступлений по телевидению о питерских «оборотнях»,