обязывала увенчать себя успехом! При этом с каждой минутой становилось все очевиднее, что по возвращении патологоанатома — тучного мужчины с увеличенными из-за стекол очков глазами — нам обоим крышка. Хорошо, если он еще не вызвал настоящих полицейских.

В общем, мы рванули оттуда со всех ног, найдя служебную дверь.

Так мы и наткнулись на Сагира, который курил за той самой дверью. Ярослав сориентировался быстро — пихнул ему деньги и сказал, что придет ночью на это место, а если ему не откроют — пусть этот чертов санитар надеется на лучшее. После мы продолжили свой бег.

Какие уж там гарантии. Мы вообще впервые в жизни видели парня, который курил за служебной дверью.

В какой-то момент Ярослав схватил меня за плечо и дернул назад. Оглядевшись по сторонам на полном ходу, я понял, в чем дело: мы бежали прямо на сторожа. Пришлось развернуться и снова бежать мимо морга. Где-то позади распахнулось окно — мы услышали голос патологоанатома:

— Товарищи офицеры!

И тут Ярослав засмеялся. Не знаю, как у него хватало дыхалки смеяться на полном ходу.

Так или иначе, мы продолжали бежать.

Когда мы добежали до Лавра, он принялся нас расспрашивать. Плевать было Лавру, что оба мы были мокрые, как ондатры, и валимся с ног.

Наверняка два человека в форме, бегущие через весь город, привлекли немало внимания. В любом случае, нас это не волновало: хотелось только поскорее скинуть опостылевшие тряпки и вздохнуть полной грудью. А потом осознать, что мы смогли это сделать.

После оставалось только ждать назначенного времени и уповать на добросовестность санитара, которого мы видели впервые в жизни.

А это очень непростая задача.

Да, мы не знали, получилось ли у нас, мы не знали, что именно мы сделали. Хотелось верить, что мы сделали все, что могли. По крайней мере, ничего больше мы не сумели.

Когда мы закончили делиться впечатлениями с Лаврентием и отдышались после нашей безумной пробежки, наступило самое страшное время, время ожидания.

Ярослав несколько раз вслух пожалел, что мы не назвали время пораньше, настолько ему надоело кусать локти в ожидании. Я знал, что раньше приходить нам нельзя, хотя устал ждать не меньше. После двух часов ночи по всему городу наступает самый безлюдный час. Когда мы вернулись к Лаврентию, на часах было всего-навсего пятнадцать сорок. И дальше нам оставалось только долго и упорно ждать. Ярослав с этим справляться не умел: что было для него тяжелее всего, так это ждать. Ждать чего угодно, будь то рассвет или зарплата. Само чувство томления было противоестественно этому организму — я заметил, пока мы с ним жили вместе. Обычно Ярослав старался ничего никогда не ждать, а тут ждать пришлось. И с этим он не справлялся.

Ярослав бегал из угла в угол. Метался, как загнанный зверь. Мы с Лаврентием сидели на кухне, как в старые добрые времена: Лаврентий — у открытого окна, высунув руку с зажжённой сигаретой наружу и периодически прижимая ее ко рту. За маленьким кухонным столом не хватало места для троих человек, и нам с Лаврентием там было хорошо. А Ярослав и не рвался к нам присоединиться — он вообще на месте усидеть никак не мог, так переживал. Я его в каком-то смысле понимал. Конечно, я тоже нервничал. В морге случилось что-то непонятное, я не горел желанием об этом вспоминать. Но все случилось будто бы именно так, как нужно. Как будто по велению судьбы.

И именно это меня напрягало. Неужели судьба вела нас к чему-то такой извилистой тропой? Я боялся представить, что ждало меня в конце, раз уж путь такой стремный.

Я сидел напротив Лаврентия и пил пиво. Лаврентий дышал на меня никотиновым дымом. Ярослав метался по квартире и медленно сходил с ума.

В половине второго ночи мы вышли из дома, заложив полчаса на дорогу, с запасом на всякий пожарный. Естественно, за время ожидания сошли с ума мы оба, не только Ярослав. Лаврентий сохранил рассудок, но он с нами идти не собирался. Шли только два окончательно сумасшедших парня, двигатели предприятия.

Эти двигатели были уверены, что стоит им выйти из подъезда, как больничный сторож огреет их веником из газет. Но как-то обошлось.

И вот удивительная штука: пока мы шли, сумасшествие сошло на нет. Почему-то вид спокойной улицы и отсутствие наказания за выход из подъезда нас успокоили. Как будто нам больше ничего не угрожало. Хотя риск по-прежнему присутствовал, от него мы чувствовали исключительную безнаказанность и свободу.

Так что к территории больницы мы подошли уверенно. Казалось бы, мы учли все — это действительно казалось так, пока мы не обнаружили, что ворота на территорию больницы заперты.

Так мы вернулись к своему изначальному состоянию. То есть, к сумасшествию.

Ярослав висел на железной решетке, об которую еще недавно раскроил себе бровь, как обезьяна в зоопарке. Мы не были уверены в том, что пришли не зря, не знали, что нас ждет за воротами, а минутная стрелка уже приближалась к назначенному часу, так что положение становилось все более паршивым. Нас как будто подвесили над землей вниз головами. За причинные места.

Конечно, мысль о том, чтобы повернуть обратно, не раз всплывала в нашем разговоре. В целом диалог походил на выяснение отношений двумя лемурами, потому что даже пары осознанных слов выцепить из него я сейчас не могу. Мы паниковали.

Денег у нас осталось не очень много, поэтому разбрасываться взятками — не вариант. Те деньги для Сагира — уже непозволительная роскошь, финансово мы не укладывались в график. К тому же, ни Ярослав, ни я не удосужились узнать, как связаться с нашим новым товарищем. Никаких стоящих предлогов для того, чтобы официально пробраться на территорию, у нас не нашлось. Даже умирающего дедушки.

Я посмотрел на ворота. Они представляли собой литые столбы с натянутым между полотном плетенкой арматуры. Между арматурой и землей оставался зазор, но туда бы пролезла разве что кошка, да и то на пузе.

Отследив мой взгляд, Ярослав тоже уставился на этот зазор и о чем-то задумался. Я ему не мешал. Сам я уже приготовился идти домой — но, разумеется, мог подождать, пока Ярослав тоже смирится с нашим поражением. Я мог дать ему время. Мне даже было его немного жаль. Немного, потому что я знал, что он не станет опускать руки и скоро предпримет новую попытку реализовать свой замысел. А может, придумает другой план. Таков уж он — настоящая копилка идей, не