– И почему ты не можешь рассказать об этом папе?

– Сначала я могла рассказать. Но не стала. А теперь это будет выглядеть так, словно я ему врала. Он удивится, почему я так поступила. Предаст этому слишком большое значение. Решит, что я занимаюсь чем-то безумным.

– А это так?

В ответ я лишь нервно хихикнула.

– Я хочу увидеть.

– Что?

– Тебя в работе.

Я обдумала это. Показаться при полном параде ночному Брейдену было бы не так уж страшно… но… реальному Брейдену…

– Плохая идея, это слишком странно. Когда я этим занимаюсь, то не ощущаю себя самой собой. А когда смотрю на окончательный результат, мне кажется, будто это вовсе не я. Будто у меня две жизни.

– Иногда мне тоже так кажется.

– Серьезно?

– Да, наша жизнь у забора и наша жизнь при свете дня.

– Понимаю, о чем ты.

– Почему мы это делаем? Почему днем притворяемся, будто ночью ничего не происходит?

Должно быть, сегодня наши спины симметрично соприкасались друг с другом через забор, потому что я чувствовала вибрацию его голоса сквозь доску между нами.

Действительно, почему я не могу разговаривать с ним столь же откровенно днем?

– Потому что это вроде сна. Нереально. Мы будто выходим за пределы своих сознаний и можем говорить что хотим, а утром, как и все сны, это медленно исчезает. Словно ты спишь в своей кровати, я – в своей, а наши подсознания разговаривают.

– Значит, дневная версия меня тебе не нравится?

– Что? Нет! Конечно же нет. Я обожаю эту версию. Это мой Брейден. И я не хочу его потерять из-за сопливой версии меня.

– В тебе нет ничего сопливого, Чарльз.

– Однако твое подсознание знает, что здесь, ночью, я слабее, поэтому что ты начал меня так называть.

– Как?

– Чарльз. Так ты меня называл, когда мы были маленькими.

– Нет, так я тебя называл, когда мы больше разговаривали. Раньше мы больше общались.

Обычно, когда мы так разговаривали, я могла представить выражение лица Брейдена, но не сейчас. Его голос звучал ровно, практически безэмоционально, поэтому я не знала, как он к этому относится.

– Я знаю. Что случилось?

– Скорее кто. Гейдж.

– Что?

– Ты выросла, и Гейдж стал странно на меня поглядывать, когда я искал тебя или когда мы, проведя некоторое время наедине, присоединялись к нему. Будто бы предупреждал, что настало время мне держаться подальше от его сестры.

– Правда? – Вот это новости.

– Думаю, он не до конца мне доверяет. Считает, что у меня есть скрытые мотивы. – И снова его безэмоциональный голос не дал мне понять, как он к этому относится.

А у тебя они есть? – хотела спросить я. Но не стала. Этим вопросом можно слишком многое разрушить.

– Он тебе доверяет. Ты нам как брат.

– Но ты их сестра.

– И твоя.

– Ты мне не сестра, Чарли. И они это знают. Они очень тебя защищают. Больше, чем ты думаешь.

– Что это значит? – Прозвучало очень загадочно.

– Ты сказала, что это наша альтернативная реальность, верно? Где мы можем говорить что угодно?

Я насторожилась:

– Да.

– Мне нужно тебе кое-что сказать… думаю, это может помочь… – Он замолчал. – Но говорить это я должен, глядя тебе в глаза.

Не дожидаясь моего ответа, он перепрыгнул через забор, и его бестелесный голос превратился в реального человека. Теперь я поняла, почему его голос звучал так безэмоционально – все эмоции были заключены в глазах. В них было столько пыла, что мое сердце подскочило.

Я встала и прислонилась спиной к забору:

– Ничего себе, ты должен профессионально заниматься прыжками в высоту. Ты когда-нибудь пробовал прыгать в школе?

Может, если я притворюсь, что это нормально, мое сердце перестанет вырываться из груди. Я не хотела, чтобы все изменилось. Не хотела, чтобы он сказал мне то, из-за чего сейчас стоял напротив меня с огоньком в глазах. Он был моим другом. Моим лучшим другом. Слишком многое было поставлено на карту.

– Нет. Не пробовал.

– А должен, с такими-то прыжками. Этот забор сколько, восемь футов в высоту? Конечно, я не знаю, подпрыгнул ты с земли или с чего-то еще…

– Чарли.

– Чтобы перепрыгнуть, ты уперся одной ногой в забор или опирался на руки? Потому что…

– Пожалуйста, Чарли, я больше не могу держать это в себе. Ты должна знать.

– Остановись. Я не хочу знать. – Я закрыла глаза руками. В последнее время в моей жизни было слишком много перемен, и мне не хотелось добавлять в этот список еще и его.

Брейден взял меня за запястья, убирая руки с глаз:

– Не прячься от этого. Ты уже знаешь. Ты должна знать.

– Ничего я не знаю.

– Подумай, Чарли.

Он отпустил мои запястья, но я так разнервничалась, что просто нуждалась в опоре, поэтому положила обе руки ему на грудь. Сквозь тонкую ткань я почувствовала его грудные мышцы и бешено бьющееся сердце.

– Ты знаешь. – Это был не вопрос.

– Думаю, да, но не хочу знать.

Я не хотела потерять его как друга. Не тогда, когда я больше всего в нем нуждалась. Сейчас в моей жизни было все кувырком. Я уже не знала, кто я. Я словно потерялась. И это было несправедливо по отношению к нему. Сейчас было не время выяснять, что я к нему испытываю, ведь я даже в себе не могла разобраться.

– Время пришло. Ты повзрослела. Это тебе поможет. Они считают это плохой идеей, но ты сильная, я знаю, ты справишься.

Теперь я пришла в замешательство.

– Кто считает это плохой идеей?

– Твои братья.

– Это их не касается.

– Конечно же касается.

– Они не могут заставить тебя перестать испытывать ко мне чувства.

Он замер в полукивке:

– Что? – На его лице мелькнуло смятение, а затем сменилось проблеском понимания. Он отступил назад, и мои руки соскользнули с его груди. – Я… нет. Я не это хотел сказать. Ты думала, я собираюсь сказать тебе это? – Он почесал рукой лоб. – Черт, прости. Нет, я хотел сказать совсем другое…

Я закрыла глаза и хлопнула руками по бедрам.

– Я такая идиотка, – сказала я с нервным смешком. – Хорошо, что это произошло в нашем вымышленном мире, завтра хоть не будет так невероятно неловко. – Я обошла его и направилась к дому.

– Нет, подожди, Чарли, пожалуйста.