произошедшей в нем перемены. Позже, когда дела приняли серьезный оборот, все безуспешно пытались вспомнить конкретный день, но попытки были тщетны.

Его клиенты были слишком поглощены производимым ими впечатлением. Они старались показать, как им весело. Поэтому Джим мог совершенно открыто отойти от шумных столов и сесть где-нибудь в одиночестве. Никто все равно не обратил бы внимания.

Дейл Уинтер носила белые платья, которые подчеркивали великолепие ее черных волос. Сияние ее белой фигуры на сцене заставляло меркнуть огни на потолках и стенах. Она изумляла и очаровывала. В ее цветущей фигуре была чувственность, но золотистый цвет лица, изящные линии тела и белые одежды придавали ей вид невинной девочки.

Джим сидел в одиночестве, что противоречило его общительности: его глазах горели безрассудством. Бриллиантовый Джим, не отрываясь, с нежностью смотрел на девушку.

Гости думали, что он заботится о них. Он обходил столы и уговаривал: «У нас новая певица, ребята. Она знает свое дело. Давайте-ка ее послушаем».

Посетители не замечали неуклюже застенчивый тон его голоса. Вот бы они повеселились, если бы его раскусили. Робкое обожание издалека было не в стиле Джима. Встреча, неприкрытый флирт, совокупление и прощание — вот это было в духе Колозимо.

Только сам Джим знал, что вступил на незнакомую территорию. Он был смущен и растерян. Его до смерти пугала мысль, что он выставит напоказ свои чувства. Большой Джим боялся открытого признания в любви.

Но однажды Джим не сдержался. Обычно женщины-артистки, сходя со сцены Колозимо, были предоставлены самим себе. Они должны были самостоятельно отражать атаки излишне страстных посетителей.

Пьяный гость, который направился к девушке в белом платье, чтобы ухватиться за нес, вдруг увидел, как над ним угрожающе нависла фигура хозяина. Джим не мог себе позволить открыто выступить в качестве защитника Дейл. Он, как бы играючи, заключил гостя в медвежьи объятья, делая вид, что все это только часть ночного веселья Одурманенного гостя убедили, что он участвует в веселой шутке. Добродушная улыбка Джима это подтверждала.

Контракт Дейл был разорван, и она получила право по устному соглашению оставаться столько, сколько захочет. Она покинула отель в районе Луп и сняла квартиру на окраине Саут Сайда. Ее рабочий день заканчивался на заре, тогда, когда в Леви было полным-полно хулиганов. Джим сопровождал се домой на своем роскошном «пирс-эрроу» с личным шофером Вульфсоном за рулем.

Когда полиция допрашивала Вульфсона, он сказал, что его босс никогда не переходил через порог ее квартиры. Они успевали только попрощаться. Шофер иногда подглядывал за ними, но максимум, что они себе позволяли, это нежный поцелуй на ночь. Босс сразу же возвращался к машине бодрым пружинистым шагом.

Имя Дейл Уинтер вошло в историю о деяниях Колозимо. Журналисты писали, что она любезна и умна, и называли ее Певчей Птицей Леви. Случайно оброненное ею замечание, что но утрам в воскресенье она поет в хоре методистской церкви в Южном Парке, было опубликовано на первой странице. Некоторые члены конгрегации запротестовали против присутствия «девицы из кабаре» на хорах. Пастор, его преподобие Джон Т. Брашингем, напротив, всячески приветствовал ее. Но Дейл покинула хор, сухо сказав: «Я не хочу, чтобы кто-нибудь из паствы покинул свои места в церкви из-за меня».

Бриллиантовый Джим с Дейл

Если каждый энергичный юноша в Америке хотел играть за «Гигантов Нью-Йорка», то каждая женщина была без ума от Зигфельда Фолиса[27]. Уроженец Чикаго Флоренц Зигфельд-младший приехал в город со своим шоу. На ужине у Колозимо он предложил Дейл заключить с ней контракт. Ее отказ стал сенсацией.

— Я хочу быть оперной певицей, — сказала она. Оказалось, что она учится в консерватории, в Лупе.

— Мистер Колозимо, — заявила она безыскусно, — платит за мое обучение.

Однажды вечером, когда Дейл подходила к кабаре, ее сердце подскочило от ужаса. С боковой дороги ей навстречу шагнула тяжеловесная фигура. Незнакомая женщина схватила се за плечо и прижала к деревянному забору.

Дейл беспомощно уставилась в темные глаза, горевшие гневом:

— Я жена Джима Колозимо. Вы с ним забыли, что у него есть жена.

— Прошу вас… Миссис Колозимо. Поверьте мне. Я просто работаю на вашего мужа. И все.

— Не валяй дурака. Ты отрабатываешь свои оперные уроки в постели.

— Нет… нет…

— Ты чертова лгунья. Теперь послушай меня, второго раза не будет.

Виктория приблизила свое багровое лицо. Брызги ее слюны попадали Дейл на щеку: «Катись из города, шлюха. Немедленно. Иначе, да поможет мне господь, я убью вас обоих».

Дейл собрала всю свою волю и мужество, чтобы участвовать в вечернем шоу. Никто ничего не заметил, кроме Джима и ее товарищей по оркестру. В машине, направляясь домой, она постаралась уклониться от его встревоженных расспросов. Наконец, у нее сдали нервы, и она разразилась рыданиями. Она не могла больше сопротивляться его настойчивым ласкам.

Большие ручищи бесцеремонно пробудили Викторию ото сна.

— Что, во имя Христа, — спросил ее разъяренный муж, — ты сделала с бедной девочкой?

Виктория села.

— Бедная девочка, черт подери, — передразнила она его яростно. — Она твоя шлюха, и я ей об этом сказала. Я не позволю делать из себя идиотку какой-то гулящей девке.

— Дрянь! — заорал ошеломленный Джим. — Ты недостойна ей шнурки завязывать.

— Ну и пошел ты! — парировала Виктория. — Я была достаточно хороша для тебя, когда тебе было от меня что-то нужно. Ты женился на мне из-за моих публичных домов. Если бы не я, ты бы до сих пор жил за счет дешевых проституток.

Ругаясь на двух языках, Колозимо, тяжело грохоча, рванулся в свою спальню, собрал вещи и ушел.

Колозимо подал на развод по обвинению в психологической жестокости. Виктория не ответила на судебный иск.

«Она сказала, что не претендует на имущество своего мужа», — сообщил адвокат Рокко Де Стефано судье Верховного Суда Джону П. МакГурти.

Пощадив достоинство суда, адвокат не стал дословно передавать ее слова: «Колозимо залетел так высоко, что уже забыл, как в свое время он убирал лошадиное дерьмо, — сказала Виктория. — А я лучше буду убирать дерьмо, чем возьму хоть цент из его поганых денег».

Торрио с сожалением узнал об этих новостях. Он не забыл, что Виктория позвала его в Чикаго, спасая от прозябания в Пяти Углах. Но он не мог даже послать ей записку с соболезнованиями по поводу распада брака. Джим мог узнать об этом и понять мотивы Джей Ти совершенно неправильно.

В любом случае у него не было времени долго размышлять над этой проблемой. Проект, который законодатели подготавливали в Вашингтоне, привлекал все его