– Тоже нет.

– И вообще никаких родных?

– Да какая вам разница, черт возьми?

– Полагаю, никакой, – пожала она плечами, но в голосзакрались нотки грусти и отрешенности.

У Митчела сложилось отчетливое впечатление, что по какой-топричине дальнейший отказ отвечать на вопросы станет тяжким доводом против негов том решении, которое она сейчас старается принять.

– У меня есть невестка, племянник и внучатая тетка, – сухосообщил он, отказываясь признавать существование деда.

– Как у вас могут быть невестка и племянник, если нет нибратьев, ни сестер?

– Куда ведет эта беседа? – спросил он вместо ответа.

– Может, вы служите в ЦРУ или занимаетесь поисками людей,пропавших без вести?

Если бы не усталость и злость, он наверняка рассмеялся бы.

– Ни в коем случае.

– Нет, разумеется, нет, – весело заключила она, вставая, –иначе приготовили бы гораздо более правдоподобную легенду, верно?

Митчел встал и нетерпеливо дернул плечом.

– Вы всегда так любознательны?

Это прозвучало тонко замаскированным упреком и предупреждениемотвязаться.

И Кейт отвязалась, в прямом и переносном смысле.

Отвернувшись, она взирала на холодную реальность ситуации,никакие желавшей превращаться в романтическую идиллию, о которой она мечталанесколько минут назад. Все, чего он желал, – провести с ней час-другой впостели. И интересовала она его как вполне подходящий сексуальный партнер. Вкакой-то момент она вдруг подумала, что, может, стоит довольствоваться этим, новспомнила, сколько боли, неопределенности и грусти ей придется вынести повозвращении в Чикаго. Не стоит добавлять к этому унижение и угрызения совести!

Язык ее тела читался безошибочно, и Митчел внезапно решил,что на этом и стоит закончить вечер. Так гораздо лучше.

Мало того, он почувствовал нечто вроде облегчения, что вечерзакончится именно так. Завтра, когда они будут на Сен-Мартене, он вполне успеетнасладиться ею, морально и физически.

– Становится поздно, – спокойно напомнил он. – Заеду за вамизавтра в десять.

Вместо того чтобы согласиться, как он того ожидал, Кейтпокачала головой, откашлялась и пробормотала:

– Нет. Спасибо, но завтра я вполне справлюсь сама.

Митчел решил, что она дуется, и поскольку не выносил надутыхженщин, ощутил извращенное удовлетворение, обнаружив, что и она способнакапризничать. Да вот только, когда Кейт повернулась и взглянула на него, онпонял, что она вовсе не дуется. Просто сказала, что думает.

– До свидания, Митчел, – кивнула она, мягко улыбаясь. –Спасибо за чудесный неповторимый вечер. Я бы не отказалась от него ни за что насвете.

Митчел был настолько обезоружен, что передумал заканчиватьвечер подобным образом.

– Нам совсем не обязательно прощаться прямо сейчас, –заметил он.

– О нет, обязательно.

И хотя Митчел был готов изменить свое мнение, все же непозволял загонять себя в угол или принуждать к компромиссу.

– Все потому, что я не захотел поведать вам историю своейжизни, – бесстрастно констатировал он.

– Нет, потому что вы вытянули из меня историю моей жизни,ничего не предложив в ответ.

– Ничего? – поддел он, поднимая брови.

Он напоминал, что вместо биографии предложил ей свое тело, иКейт пришлось бороться с новой волной соблазна и ощущением предопределенностиих дружбы, которое уже испытывала раньше. Сама не сознавая, что делает, онаположила ладонь на его небритую щеку и широко улыбнулась, глядя в полуприкрытыетяжелыми веками глаза.

– Знаю, любая женщина с радостью согласилась бы на все, чтовы предлагаете, – шутливо начала она, – но проблема в том, что, по-моему, вынечто гораздо большее, чем просто очередное смазливое личико...

Нерешительная улыбка чуть приподняла края губ. В глазахпромелькнули смешливые искорки, и та связь, которая зародилась между ними, ещеусилилась заодно с растущим и неприятно ноющим чувством потери.

– По правде говоря, я думаю, что вы похожи на капусту –много-много листьев, слой за слоем, и если бы мы завтра встретились, я быпродолжала стараться снимать эти слои, чтобы заглянуть под очередной и посмотреть,что там прячется. – И поскольку он не ответил, она сделала это за него: – Но вымне не позволите, и вам очень не понравится, если я хотя бы попробую, верно?

Захваченный врасплох, шокированный ее откровенностью иодновременно восхищенный отвагой, Митчел воздал ей должное, честно ответив:

– Не понравится. И очень.

– Я знала это, – снова улыбнувшись, прошептала она имедленно скользнула рукой по его плечу, прежде чем отнять окончательно. – Атеперь уходите, пока я не передумала.

Митчел заметил, как неохотно она отстранилась, услышаллегкую дрожь в голосе и с абсолютной уверенностью понял, что может обнять ее изаставить передумать. Он даже ощутил, что на каком-то подсознательном уровнеона хотела, чтобы он сделал это, хотела так же сильно, как и он. Но вместоэтого он решил исполнить высказанную вслух просьбу, отчасти потому, что сейчасэто было самой мудрой тактикой. Однако, не желая заканчивать их короткоезнакомство на мрачной ноте, перед уходом он намеренно шутливо объявил:

– Вы еще пожалеете о своем решении.

– Вне всякого сомнения, – с готовностью кивнув, заверила онаему в тон, но ее глаза подозрительно блестели.

Уже привыкший тонко улавливать каждый оттенок ее настроения,Митчел предположил, что этим блеском она обязана непрошеным слезам.

– Если передумаете насчет завтрашнего дня...

– Не передумаю, – тихо перебила она. – Прощайте.

Она уже протянула руку для рукопожатия, совсем какдвенадцать часов назад, когда представилась ему после истории с пролитымкоктейлем.

Он уставился на эту руку и внезапно ни с того ни с сего, безкаких-либо резонов едва не поддался почти непреодолимому желанию уговорить еепровести вместе ночь.

Игнорируя протянутую руку, он сжал ее подбородок большим иуказательным пальцами, приподнял лицо и улыбнулся, глядя прямо ей в глаза:

– В Европе, когда мужчина и женщина проводят вечер вместе,они на прощание целуются.