– Входная дверь намного ближе, – посоветовала Кейт.

– Если я пройду мимо этой кровати, уже через полминуты мыокажемся в ней вместе.

– Вы ужасно уверены в себе, – поддела она. Митчел откинулголову и закрыл глаза.

– Не советую подстрекать меня на подобные подвиги. Все, чтомне необходимо, – один крошечный, самый легковесный предлог, и я не посчитаюсьсо своей хрупкой новоявленной совестью.

Кейт мудро решила не искушать его. Митчел открыл глаза.

– Заеду за вами и Максом в десять. Отвезем его к ветеринаруна Сен-Мартен, проведем там день. И ночь, – многозначительно добавил он и, неуслышав возражений, спросил: – Любите азартные игры?

Кейт взглянула на человека, с которым согласилась провестиночь после нескольких часов знакомства, и широко улыбнулась:

– Очевидно.

Поняв смысл ее ответа, он рассмеялся:

– В таком случае захватите вечернее платье. Что-нибудьнарядное.

И, повернувшись, исчез на террасе.

Митчел сидел на корме яхты Зака Бенедикта. Перед ним настолике стояли чашка кофе, тарелка с тостами и лежала развернутая газета.Услышав, как сыплет ругательствами капитан, то и дело злобно поглядывавший всторону приближавшегося судна, Митчел поднял голову.

Весь в белом – от крахмального воротничка рубашки скороткими рукавами до носков белоснежных парусиновых туфель на толстойпробковой подошве, – капитан Натаниэл Прескотт, высокий, представительный,прямой, как трость, джентльмен, прямо-таки излучал ауру уверенности и сознаниясобственной значимости.

– Держитесь за поручень, – посоветовал он Митчелу. – Вот ещеодин!

Не успел он договорить, как паром, идущий к одному изсоседних островов и битком набитый туристами, проскользнул менее чем впятидесяти футах от яхты и до них донесся усиленный мегафоном голос капитана:

– Леди и джентльмены, по правому борту находится яхтаводоизмещением сто двадцать пять футов, принадлежащая кинозвезде ЗакуБенедикту, который назвал ее «Джулией» в честь своей жены. Приготовьте камеры,и я подведу вас немного ближе. Я вижу на палубе человека! Вполне возможно, этосам Бенедикт!

Митчел выругался еще громче капитана и поднял газету,закрывая лицо.

– Не знаю, как Зак это выносит. Я бы, наверное, сталцелиться в них из пистолета.

До вчерашнего дня «Джулия» была мирно пришвартована кпричалу в одной из прекрасных марин[2] Сен-Мартена, но какие-то горячиепоклонники Зака увидели яхту и сообразили, кому она принадлежит. Весть об этомраспространилась по острову, как лесной пожар. Через несколько часов причалпревратился в одну из туристических достопримечательностей, и фанаты целымиднями вились вокруг яхты, надеясь выпросить автограф, делая снимки и чертовскивсем надоедая. Некоторые все еще торчали там прошлой ночью, когда Митчелвернулся от Кейт, и, чтобы дать ему хоть немного покоя, капитан отвел яхту отпричала, едва пассажир поднялся на борт. Теперь яхта стояла на якоре у входа вмарину, что позволило избавиться от самых назойливых фанатов, но не давалоникакой защиты от туристов с паромов и прогулочных судов.

– Я узнаю на других маринах, нет ли у них достаточнобольшого слипа, чтобы мы могли поместиться, – пробормотал Прескотт обреченнымтоном человека, который много раз попадал в подобную ситуацию в прошлом. – Ксожалению, придется пользоваться катером, чтобы доставлять вас на берег.

– Ничего страшного, – отмахнулся Митчел. – Сегодня утром уменя дела на Сен-Мартене.

– Я прикажу Ярдли приготовить катер к... – Капитан помедлил,ожидая ответа.

Митчел посмотрел на часы. Восемь пятнадцать.

– Через полчаса.

– Я позвоню вам на мобильный и дам знать, где мыпришвартовались, чтобы вы смогли найти нас вечером, – пообещал Прескотт.

– Сегодня я не вернусь. Переночую в отеле.

– Да, там куда спокойнее, – кивнул Прескотт с извиняющимсявздохом и, немного отойдя, обернулся и добавил с легкой улыбкой: – Рано утромиз Рима звонил мистер Бенедикт. Я сказал, что прошлой ночью нам пришлось выйтииз марины. Он велел передать, что там, где сейчас находится, все восхитительнотихо и мирно.

Митчел оценил шутку Зака легкой улыбкой. Зак жил в римскойквартире Митчела, пока снимался в новой картине, а потом вместе с Джулиейсобирался лететь на Сен-Мартен.

После ухода Прескотта Митчел еще посидел немного, наблюдая,как над яхтой кружат чайки, и думая о своем, по меньшей мере, странномобращении с Кейт Донован.

Утром, при свете дня, он был удивлен и немного пристыжентеми крайностями, на которые пошел, чтобы ей угодить. Когда она попросилапомочь бродячему псу, он немедленно вызвал «скорую» и врача, после чеговызвался отвезти собаку к ветеринару. Позже она фактически предъявила емуультиматум, когда отказалась не только спать с ним, но и вообще встречаться,если он не захочет рассказывать о себе. Митчел это понимал. И не желал, чтобыим манипулировали. Поэтому и ушел, поступив, как следовало в подобном случае,Но всего через несколько минут, терзаемый неумолимой, жесточайшей, лишающейразума похотью, сдался и вернулся, чтобы ответить на ее вопросы. И словно этогобыло недостаточно, побуждаемый совершенно дурацким приступом благородства,отказался спать с ней в номере ее любовника, решив подождать до завтра иповезти ее в отель на Сен-Мартене.

И это было особенно странно и глупо, тем более что он былсовершенно откровенен относительно своих намерений переспать с ней.

Ели судить задним числом, его поведение прошлой ночью былосовершенно обескураживающим, и все же тому были причины. Стоило ему войти в ееномер, как он действительно потерял голову. Наверное, потому, что впервыевстретил столь необычную женщину.

Так он, по крайней мере, чувствовал вчера. Но настал другойдень, и безлунного света и музыки, без сочетания обстоятельств, которые сделалиэтот вечер абсолютно незабываемым, вполне возможно, что волшебство растает.Прямо сейчас Митчел вовсе не был уверен, чего хочет. С самого приезда брата иего семьи в Лондон Митчел временами ощущал, что становится мягче душой, иподобные эмоции казались ему чуждыми и раздражающими. Сначала до негодостучался Уильям, потом он позволил тете Оливии пробраться к нему в сердце идаже пожал руку деду. И вот теперь в его жизни появилась рыжая ирландочка!

Погруженный в размышления, Митчел не сразу заметил очереднойпаром, идущий прямо к яхте, и, вместо того чтобы потянуться за газетой, схватилтост, оторвал кусок и бросил за борт. Чайки с криками ринулись на добычу. Онпродолжал бросать куски поджаренного хлеба, на которые отовсюду слетались белыептицы.