– Да им и нечего делать больше-с, как хорошеть-с, – сладкоприбавила Наталья Дмитриевна, потирая свои ручищи.

«Ах, черт бы их взял! я и не подумала об этом театре!изловчились, сороки!» – прошептала Марья Александровна вне себя от бешенства.

– Тем более, мой ангел, – прибавила Анна Николаевна, – что увас теперь этот милый князь. Ведь вы знаете, в Духанове, у прежних помещиков,был театр. Мы уж справлялись и знаем, что там где-то складены все эти старинныедекорации, занавесь и даже костюмы. Князь был сегодня у меня, и я так былаудивлена его приездом, что совершенно забыла ему сказать. Теперь мы нарочнозаговорим о театре, вы нам поможете, и князь велит отослать к нам весь этотстарый хлам. А то – кому здесь прикажете сделать что-нибудь похожее надекорацию? А главное, мы и князя-то хотим завлечь в наш театр. Он непременнодолжен подписаться; ведь это для бедных. Может быть, даже и роль возьмет, – онже такой милый, согласный. Тогда пойдет чудо как хорошо.

– Конечно, возьмут ролю-с. Ведь их можно заставить всякуюролю разыгрывать-с, – многозначительно прибавила Наталья Дмитриевна.

Анна Николаевна не обманула Марью Александровну: дамыпоминутно съезжались. Марья Александровна едва успевала встречать их и издаватьвосклицания, требуемые в таких случаях приличием и комильфотностию.

Я не берусь описывать всех посетительниц. Скажу только, чтокаждая смотрела с необыкновенным коварством. У всех на лицах было написаноожидание и какое-то дикое нетерпение. Некоторые из дам приехали с решительнымнамерением быть свидетельницами какого-нибудь необыкновенного скандала и оченьбы рассердились, если б пришлось разъехаться, не видав его. Наружно все велисебя необыкновенно любезно, но Марья Александровна с твердостию приготовилась кнападению. Посыпались вопросы о князе, казалось, самые естественные; но вкаждом заключался какой-нибудь намек, обиняк. Появился чай; все разместились.Одна группа завладела роялем. Зина на приглашение сыграть и спеть сухоотвечала, что она не так здорова. Бледность лица ее это доказывала. Тотчас жепосыпались вопросы участия, и даже тут нашли случай кой о чем спросить и намекнуть.Спрашивали и о Мозглякове и относились с этими вопросами к Зине. МарьяАлександровна удесятерилась в эту минуту, видела все, что происходило в каждомуглу комнаты, слышала, что говорилось каждою из посетительниц, хотя их было додесяти, и немедленно отвечала на все вопросы, разумеется, не ходя за словом вкарман. Она трепетала за Зину и дивилась тому, что она не уходит, как всегда досих пор поступала при подобных собраниях. Заметили и Афанасия Матвеича. Над нимвсегда все трунили, чтоб кольнуть Марью Александровну ее супругом. Теперь же отнедалекого и откровенного Афанасия Матвеича можно было кой-что и выведать.Марья Александровна с беспокойством приглядывалась к осадному положению, вкотором видела своего супруга. К тому же он отвечал на все вопросы «гм» с такимнесчастным и неестественным видом, что было отчего ей прийти в бешенство.

– Марья Александровна! Афанасий Матвеич с нами совсемговорить не хочет, – вскричала одна смелая востроглазая дамочка, котораярешительно никого не боялась и никогда не конфузилась. – Прикажите ему бытьпоучтивее с дамами.

– Я, право, сама не знаю, что с ним сегодня сделалось, –отвечала Марья Александровна, прерывая разговор свой с Анной Николаевной и сНатальей Дмитриевной и весело улыбаясь, – такой, право, неразговорчивый! Он исо мной почти ни слова не говорил. Почему ж ты не отвечаешь ФелисатеМихайловне, Athanase?[53] Что вы его спрашивали?

– Но… но… матушка, ведь ты же сама… – пробормотал былоудивленный и потерянный Афанасий Матвеич. В это время он стоял у затопленногокамина, заложив руки за жилет, в живописном положении, которое сам себе выбрал,и прихлебывал чай. Вопросы дам так его конфузили, что он краснел, как девчонка.Когда же он начал свое оправдание, то встретил такой ужасный взгляд своейвзбешенной супруги, что чуть не обеспамятел от испуга. Не зная, что делать,желая как-нибудь поправиться и вновь заслужить уважение, он хлебнул было чаю;но чай был слишком горячий. Не соразмерив глотка, он ужасно обжегся, выронилчашку, поперхнулся и так закашлялся, что на время принужден был выйти изкомнаты, возбудив недоумение во всех присутствовавших. Одним словом, все былоясно. Марья Александровна поняла, что ее гости знали уж все и собрались ссамыми дурными намерениями. Положение было опасное. Могут разговорить, сбить столку слабоумного старика в ее же присутствии. Могли даже увезти от нее князя,поссорив его с нею в этот же вечер и сманив его за собою. Ожидать можно быловсего. Но судьба готовила ей еще одно испытание: дверь отворилась, и явилсяМозгляков, которого она считала у Бородуева и совсем не ожидала к себе в этотвечер. Она вздрогнула, как будто что-то кольнуло ее.

Мозгляков остановился в дверях и оглядывал всех, немногопотерявшись. Он не в силах был сладить с своим волнением, которое ясновыражалось в его лице.

– Ах, боже мой! Павел Александрович! – вскрикнуло несколькоголосов.

– Ах, боже мой! да ведь это Павел Александрович! как же высказали, Марья Александровна, что они пошли к Бородуевым-с? Нам сказали, что выскрылись у Бородуева-с, Павел Александрович, – пропищала Наталья Дмитриевна.

– Скрылся? – повторил Мозгляков с какой-то искривившейсяулыбкой. – Странное выражение! Извините, Наталья Дмитриевна! Я ни от кого непрячусь и никого не желаю прятать, – прибавил он, многознаменательно взглянувна Марью Александровну.

Марья Александровна затрепетала.

«Как, неужели и этот болван бунтуется! – подумала она,пытливо всматриваясь в Мозглякова. – Нет, это уж будет хуже всего…»

– Правда ли, Павел Александрович, что вам вышла отставка… послужбе, разумеется? – выскочила дерзкая Фелисата Михайловна, насмешливо смотряему прямо в глаза.

– Отставка? какая отставка? Я просто переменяю службу. Мневыходит место в Петербурге, – сухо отвечал Мозгляков.

– Ну, так поздравляю вас, – продолжала Фелисата Михайловна,– а мы даже испугались, когда услышали, что вы гнались за местом у нас вМордасове. Здесь места ненадежные, Павел Александрович, тотчас слетишь.

– Разве одни учительские, в уездном училище; тут еще можнонайти вакансию, – заметила Наталья Дмитриевна. Намек был так ясен и груб, чтосконфузившаяся Анна Николаевна толкнула своего ядовитого друга тихонько ногой.

– Неужели вы думаете, что Павел Александрович согласитсязанять место какого-нибудь учителишки? – включила Фелисата Михайловна.

Но Павел Александрович не нашел, что отвечать. Он повернулсяи столкнулся с Афанасием Матвеичем, который протягивал ему руку. Мозгляковпреглупо не принял его руки и насмешливо поклонился ему в пояс. Раздраженный докрайности, он прямо подошел к Зине и, злобно смотря ей в глаза, прошептал: