неуютно. Ирина, конечно, прошла все нужные проверки, да и наполнению амулетов нас пока не учили. Но, пожалуй, надо будет прояснить этот вопрос.

– Она сказала, – говорю медленно, – что это заготовка под драконоборческий амулет. Он ведь и в пятницу на нападение драконов реагировал. Никто сюда, случаем, не летит?..

Мужики оборачиваются на реку, но ничего подозрительного там не видно.

– Как прилетит, так и улетит, – мрачно обещает Сашка.

Копьё он оставил в машине, а вот чемоданчик, в котором прячется отпугивающая сирена на аккумуляторе, стоит рядом. Эффективная штука для ситуации, когда драконы есть, а желания с ними драться – нет.

Но что же там блестит такое? И далеко ведь, метров пятьдесят…

Князев интересуется сиреной и начинает задавать вопросы: а какова мощность, а сколько драконов можно отпугнуть, а точно ли все улетят или получится оглушить так, чтоб остались полудохлые тушки? Сашка нехотя отвечает, мне быстро становится скучно, я разворачиваюсь и топаю на берег. Там меня встречает выспавшийся Гошка и просится на ручки – приходится брать, битого стекла вокруг немерено.

Пристроив дракона на плече, аккуратно пересекаю пятачок с остатками асфальта перед запертой дверью, стараясь не наступить на осколки и держаться подальше от здания: вдруг какому кирпичу надоело насиженное место и он прямо сейчас решит его покинуть? Огибаю бетонную стену с пятнами старой краски. Останавливаюсь перед зарослями рогоза в мой рост – очень не похоже, чтобы сквозь них кто-то ходил, ни просвета, ни тропы, разве что вот здесь пара стеблей надломлена и тут…

Амулет дёргает сильнее. Гошка у меня над ухом шумно принюхивается. Лезть в заросли одной страшно не хочется, я оборачиваюсь – и с трудом удерживаюсь, чтоб не заорать, лицом к лицу столкнувшись с Семёном.

– Ты чего? – удивляется он.

Отмахиваюсь и мотаю головой: если я сейчас попытаюсь объяснить товарищу младшему лейтенанту, почему нехорошо подкрадываться к людям со спины, выйдет нецензурно, да и не поймёт в силу профдеформации. Он пожимает плечами и переключается на заросли:

– А там чего?

– Понятия не имею, – отвечаю честно. – Проверим?..

Идти за Семёном удобно – сквозь рогоз он проламывается с энтузиазмом молодого кабана, оставляя за собой чёткую тропу. На ходу успевает отмечать сломанные стебли, фотографировать оные и корректировать курс, хотя в целом идём мы почти по прямой. Амулет с каждым шагом дрожит сильнее, я вспоминаю, что на сей раз копья при мне нет, и начинаю нервничать, но когда мы таки добираемся до предполагаемого места, «лапка» вдруг успокаивается и замирает.

А в следующую секунду Гошка издаёт жалобный писк и лезет ко мне под куртку, а Семён останавливается, наклоняется, разглядывая что-то некрупное на земле, резко выпрямляется и во всю глотку орёт:

– Олег Андре-е-е-и-и-ч!

Я делаю попытку его обойти, но он выставляет руку, вынуждая меня остановиться.

– Погодь, тут осторожненько надо…

Он делает шаг в сторону. Передо мной открывается небольшая полянка: стебли поломаны и заляпаны грязью, будто тут и вправду возился кабан.

Вот только кабаны не убивают драконов.

Я зажимаю рот ладонью. Сиренью почти не пахнет, но тушка выглядит куда менее презентабельно, чем те, что показывала Ундина. Очень похоже на мышь, пару лет назад пойманную маминым котом на даче: смятый окровавленный комок с торчащими в стороны лапками и кишками. Голова запрокинута и касается затылком спинного гребня, горло выглядит так, словно в него вцепились клыками и рванули, выхватив кусок плоти…

Ой, мамочки!..

Поспешно отворачиваюсь, пытаясь восстановить дыхание. Гошка под курткой урчит – звука нет, только вибрация ощущается. Семён за моей спиной с шелестом и хрустом ломится сквозь заросли, похоже, обходит полянку по кругу. Я слышу щелчки камеры и негромкое бормотание – что-то о мешках, которые, по идее, должны быть в багажнике, и о том, как обрадуется эксперт, когда ему принесут «что-то стоящее».

И кто тут, спрашивается, маньяк?

– А кристалл-то у него, похоже, не вырезали, – комментирует он, повышая голос. – Глянь!

Я сглатываю, считаю про себя до пяти и оборачиваюсь. Семён сидит возле тушки на корточках и тычет в неё палочкой.

– Вот тут были ранки у предыдущих, – комментирует он. – А этого словно сожрать кто пытался… Хотя, скорее, поиграть. Знаешь, как собаки тапки треплют?

Ой, всё.

До нас весьма кстати добирается Князев, и я отхожу в сторону, уступая ему место. Вообще, странно получается: допустим, водяник мог и подлететь, чтоб оказаться в кустах на берегу. Но что за тварь на него напала и как она сюда добралась, почти не оставив следов? Хотя какие тут следы, в этих зарослях…

Вот разве что у воды.

Догадка и желание оказаться подальше от дохлого дракона пинают меня в сторону реки. Под ногами быстро начинает хлюпать, я соображаю, что вода за последние несколько дней поднялась и залила берег, так что, если следы и были, их смыло. Но идти обратно, пока господа полицейские не упаковали «подарочек» для эксперта, очень не хочется, а ботинки у меня непромокаемые, и потому я упорно проламываюсь сквозь рогоз. И ведь блестело же что-то!

Выбраться к реке мне всё-таки удаётся. Берег здесь неровный, ямки залиты водой полностью, но есть и «холмики», на которые можно встать. Промокшая земля разъезжается под ногами, я уже почти готова ругать собственное упрямство – вот как поскользнусь, как грохнусь в жидкую грязь, как перемажусь! Меня ж ни Князев, ни Сашка в машину не пустят!

Ничего блестящего в поле зрения нет. А я-то втайне надеялась на магическую подсказку в виде светящейся стрелочки… Ладно, надо выбираться из этого болота, пока ещё ботинки соглашаются соответствовать описанию производителя. Вон там, кажется, немного повыше и посуше, если шагнуть пошире, ай, да что ж тут так скользко, и глубоко, и…

Блин!

Равновесие удержать удаётся, но Гошка с возмущённым чириканьем взвивается на плечо, а река радостно заливается в ботинки. Вокруг вода и грязь, а кочка, на которой я только что стояла, расплывается прямо на глазах. Терять мне больше нечего, я стискиваю зубы, ломлюсь напрямик туда, где мне почудился просвет в рогозе, и с размаху бьюсь коленом о что-то твёрдое.

Да чтоб вас всех!

Шиплю, потирая ушибленное, присматриваюсь. В зарослях обнаруживается старая лодка, и с первого взгляда ясно, что это судно давно не способно держаться на плаву: нос лежит на берегу, а корма уже на дне, и внутри блестит вода. Когда я пытаюсь опереться на борт и выбраться на место посуше, отсыревшее дерево крошится под пальцами, и становится сильнее запах тины, гнили и…

Сирени?

Я медленно убираю руки, смотрю на свои ладони, перепачканные рыже-бурым. Порыв ветра ерошит рогоз, бросает выбившиеся из хвоста волосы мне в лицо и треплет зацепившийся за корму лодки обрывок прозрачно-слюдяного плавника, а тот на миг вспыхивает на солнце.

Вот она, моя искорка.

Я опасливо заглядываю в лодку, но других тушек нет ни в ней, ни на свободном от зарослей пятачке почти сухого берега. Зато рядом с плавником обнаруживается тёмный отпечаток лапы длиной с половину моей ладони, и мне очень не хочется думать, в чём испачкался тот, кто его оставил.

Но ведь тут и без меня есть те, кому положено думать, правда?

– Олег Андре-е-е-и-и-ч!

В рогозе шуршат и матерятся.

Полицейские выгоняют нас с Гошкой из зарослей и с