Рейневан навестил в барке надодрские пристани с такиминазваниями, как Язица, Загвиздье, Клэмбы и Монт, был свидетелем коллективноголова рыбы и торговых сделок, а также сватовства. Видел загрузку и разгрузкусамых различных товаров. Увидел такое, чего раньше ему никогда видеть недоводилось, к примеру, стодвадцатипятифунтового сома длиною в пять локтей. Елто, чего никогда не едал, например, зажаренное на углях филе из этого сома.Узнал, как уберечься от топельца, никсы и вирника. В чем разница между неводоми дрыгавицей,[93] в чем – между язом и гатью, какая междустарицей и застругой и какая между лещом и гусьтерой. Наслушался немало оченьнелестных слов о немецких хозяйчиках, тиранящих водных поляков варварскимипошлинами и поборами.

Следующий день оказался воскресеньем. Водные поляки иместные рыбаки не работали. Молились долго у довольно топорно изготовленныхфигурок Божьей Матери и святого Петра, потом пиршествовали, потом организоваличто-то вроде сеймика, а потом упились и подрались.

По данному шкипером знаку Рейневан соскочил на хлипкийпомост. Барка отерлась о столб, развела носом водоросли, лениво повернула настрежень.

– Все время по дамбе! – крикнулвассерполяк. – И так, чтобы солнце было за спиной! До моста на Олаве,потом к лесу. Будет ручей, а за ним уже стшелинский тракт. Не заблудитесь!

– Благодарю! Да поможет вам Бог!

Над рекой быстро поднимался туман, постепенно заволакивающийбарку. Рейневан забросил на плечо узелок.

– Эй, пан! – долетело с реки.

– Что?

– Стоит кабак не по-кабаковски, сшит колпак непо-колпаковски, надо кабак перекабаковать, а колпак переколпаковать!

в которой Рейневан сначала получает трепку, а потомотправляется в путь до Стшелина в обществе четырех человек и одной собаки.Дорожную скуку скрашивает диспут, касающийся ересей, плевелами расползающихсявокруг

По опушке бора, среди зеленых горецов, весело катяобласканную солнцем воду, бежал ручеек, извивающийся между выстроившимисяшпалерой вербами. Там, где начиналась просека и дорога втягивалась в лес,берега ручья стягивал мостик из толстых бревен, бревен настолько черных,обомшелых и старых, словно их положили еще во времена Генриха Благочестивого.[94] На мостике стояла телега, запряженная тощей гнедойлошаденкой. Телега сильно кренилась набок. Сразу было видно почему.

– Колесо, – отметил факт Рейневан, подходя. –Неприятность?

– Хуже, чем вы думаете, господин, – ответила,размазывая по потному лбу деготь, рыжая складная молодка. – Оська у насполетела.

– М-да. Тут без кузнеца не обойтись.

– Ай-ай! – схватился за лисью шапку второй путник,бородатый еврей в скромной, но ухоженной и отнюдь не бедной одежде. –…Господь Исаака! Несчастье! Беда! Что же ж делать?

– Вы ехали, – сообразил Рейневан, видя, куданаправлено дышло, – на Стшелин?

– Вы угадали, молодой человек.

– Я помогу вам, а вы взамен подвезете меня. Мне, видители, тоже в ту сторону. И у меня тоже неприятности…

– Нетрудно догадаться… – Еврей пошевелил бородой,а глаза у него хитро блеснули. – То, что вы, молодой человек, не изпростых, видно сразу. А где ж ваш конь? Хотите на телеге навроде Ланселотаехать? Ну что ж. Глаза у вас добрые. Я – Хирам бен Элиезер, раввин бжеговскогокаганата. Еду в Стшелин…

– А я, – весело подхватила рыжеволосая женщина,подражая интонациям еврея, – Дорота Фабер. Отправляюсь в широкий мир. Авы, юноша?

– Меня, – после недолгого колебания решилсясказать Рейневан, – зовут Рейнмар Беляу. Послушайте. Сделаем так. Как-нибудьстащим телегу с мостика, выпряжем кобылу, я на ней без седла сгоняю с этой осьюв пригород Олавы к кузнецу. Если понадобится, привезу его сюда. Ну, за работу.

Все оказалось не так-то просто.

От Дороты Фабер проку было чуть, от пожилого раввина – никакого.Рейневан в одиночку приподнять телегу не мог. Поэтому все трое в конце концовуселись около сломанной оси и, тяжело дыша, принялись рассматривать миног ипескарей, от которых прямо-таки шевелилось песчанистое дно речки.

– Вы говорили, – спросил рыжеволосуюРейневан, – что направляетесь в мир. Куда и зачем?

– За хлебом насущным, – ответила девушка, вытираянос тыльной стороной ладони. – Пока что, раз уж ребе еврей милостиво взялна телегу, еду с ним до Стшелина, а там, глядишь, и до Вроцлава самого. С моейпрофессией я работу всегда найду. Но все же хотелось бы получше.

– С вашей… профессией? – начал соображатьРейневан. – Это… это значит, что…

– Вот-вот. Я, как вы это называете… Эта, ну… блудница.Последнее время была в бжегском борделе «Под короной».

– Понимаю, – серьезно кивнул Рейневан. – Иехали вместе? Рабби? Ты взял на телегу… Хм… Куртизанку?

– А почему б не взять? – широко раскрыл глазарабби Хирам. – Взял. Потому как, понимаете ли, кем бы я после этого был,если б не взял?

В этот момент омшелые бревна задрожали под ногами трехмужчин, вошедших на мост.

– Может, помочь?

– Неплохо бы, – согласился Рейневан, хотьмалоприятные лица и бегающие глазки добровольных помощников очень, ну, оченьему не понравились. Оказалось, что не понравились не напрасно. Потому что сразуже, как только несколько пар крепких рук столкнули повозку на лужок замостиком, самый высокий из трех типов, заросший бородой по глаза, заявил,размахивая дубиной:

– Ну, работа сделана, таперича надыть платить.Выпрыгивай, пархатый, из шубы, выпрягай коня, гони кошель. А ты, чуль, скидывайкуртку и вылезай из сапог. А ты, красуля, выползай из всего, что на тебенадето. Тебе по-иншему расплачиваться досталось. Голышом!

Бандюги загоготали, показав гнилые зубы. Рейневан наклонилсяи поднял жердь, которой поддерживал телегу.

– Глянь-ка, – указал на него дубинкойбородатый, – какой парнишка-то бойкий. Его еще жизня не научила, што кадывелят скидавать сапоги, то надыть скидавать. Потому как босым-ать ходить можно,а на поломанных культях – никак. А ну! Дайте-ка ему!