«Значит, Адель, – подумал он. – Еду к Адели.Выручать Адель. Как Тристан к Изольде, как Ланселот к Гвиневере, как Гарет кЛионессе, как Гуинглен к Эсмеральде, как Пальмерин к Полинарде, как Медоро кАнжелике. Словом, немного глуповато и немного рискованно, больше того,по-идиотски. Прямо льву в пасть. Но, во-первых, этим я могу сбить с толкупреследователей, потому что они этого могут не ожидать. Во-вторых, Адель вбеде, ждет и наверняка тоскует, а я не могу допустить, чтобы она ждала».

Он просиял от радости, а вместе с ним, словно по мановениюволшебной палочки Мерлина, просияло и небо. Правда, по-прежнему было туманно иволгло, но уже чувствовалось солнце, уже что-то там наверху понемногу светлело,во всеприсутствующей серости начали прорезываться светлые прогалины. Птицыпоначалу принялись робко подавать голоса, потом расщебетались окончательно.Капли на паутинках горели серебром. А расходящиеся с распутья тонущие виспарениях дороги казались сказочными путями, ведущими в иные миры.

Да и против обманчивых чар тоже есть способ. Злясь на себяза излишнюю самонадеянность и на то, что не подумал об этом раньше, Рейневанразгреб ногой покрывающие основание креста сорняки, потом прошелся по обочинедороги. Быстро и без труда нашел то, что искал. Перистый полевой тмин,усыпанную розовыми цветочками зубчатку, молочай. Очистил стебли от листков,сложил вместе. Немного времени пошло на то, чтобы вспомнить, на которые пальцынавить, как переплести, как сделать nodus, узел. И как звучат заклинания.

Jeden, dwie, trzy,

Wolfesmilch, Kümmel, Zahntros

Binde zu samene —

Semitae eorum incurvatae sunt

Zaś ma droga prosta.[84]

Одна из дорог распутья тут же стала светлее, приятнее,приглашающее. Интересно, что без помощи навенза[85] Рейневанникогда б не догадался, что именно эта – нужная. Но Рейневан знал, что навензыне лгут.

Он ехал, вероятно, уже не меньше трех пачежей,[86]когда услышал лай собак и громкое, возбужденное гоготанье гусей. Вскоре ноздриприятно защекотал запах дыма. Дыма коптильни, в которой, несомненно, виселочто-то весьма соблазнительное. Может, ветчина, может, грудинка. А может,гусиный полоток. Рейневан так яростно принюхивался, что забыл о свете Божьем идаже не заметил, как и когда проехал за изгородь и оказался во дворепридорожного трактира.

Собака его облаяла, но больше как бы по долгу службы, гусак,вытягивающий шею, зашипел на конские бабки. К запаху копченого окорокаприбавился запах хлеба, пробивающийся даже сквозь смрад огромной навозной кучи,взятой в осаду гусями и утками.

Рейневан слез с лошади, привязал сивку к коновязи. Парень,присматривающий за конюшней и приводивший неподалеку в порядок коней, былнастолько занят, что не обратил на него внимания. Внимание же Рейневанапривлекло нечто другое – на одном из столбов навеса, на довольно беспорядочносмотанных разноцветных нитках висел гекс[87] – три веточки,связанные треугольником и оплетенные венком из привядших клеверинок и калужниц.Рейневан задумался, но не очень удивился. Магия присутствовала повсюду, людииспользовали магические атрибуты, не зная порой их истинной сути и значения.Тем не менее даже скверно сделанный гекс, охраняющий от лукавого, смог обманутьдаже его навенз.

«Вот почему я попал сюда, – подумал Рейневан. –Псякрев. Но коли уж я здесь…»

Он вошел, наклонив голову, чтобы не задеть притолоку.

Пленки в маленьких оконцах едва пропускали свет, внутристоял полумрак, освещаемый только розблесками огня в камине. Над огнем виселкотел, время от времени вскипающий пеной, на что огонь отвечал шипением идымом, дополнительно затрудняющим видимость. Гостей было немного, только заодним столом, в углу, сидели четверо мужчин, вероятно, крестьян. В темнотетрудно было разглядеть.

Едва Рейневан присел на лавку, как прислуживающая девка впереднике поставила перед ним тарелку. Правда, вначале он собирался толькокупить хлеба и ехать дальше, однако возражать не стал – пражуха[88]сытно и пленительно пахла свиным салом. Он положил на стол грош – один изнемногих, полученных от Кантнера.

Служанка слегка наклонилась, подала ему липовую ложку. Отнее шел слабый аромат трав.

– Ты попал, как кур во щи, – тихо шепнулаона. – Сиди спокойно. Они тебя уже видели и нападут, как только тыподымешься из-за стола. Так что сиди и не рыпайся.

Она отошла к камину, помешала в исходящем паром котле.Рейневан сидел чуть живой, уставившись в шкварки на клецках. Его глаза ужепривыкли к сумраку настолько, чтобы видеть, что у четверых мужчин, сидящих застолом в углу, слишком много оружия и доспехов для крестьян. И что вся четверкавнимательно разглядывает его.

Он проклял свою глупость.

Служанка вернулась.

– Мало уже нас осталось на этом свете, – буркнулаона, делая вид, что протирает стол, – чтобы я дала тебе пропасть, сынок.

Она задержала руку, и Рейневан заметил на ее мизинцекалужницу вроде тех, что были на гексе, и повязанную таким образом, чтобыжелтый цветок служил как бы драгоценным камнем перстня. Рейневан вздохнул,непроизвольно коснулся собственного навенза – сплетенных узлом и всунутых заворот куртки стеблей молочая, зубчатки и тмина. Глаза женщины вспыхнули вполутьме. Она кивнула головой.

– Я приметила, как только ты вошел, – шепнулаона. – И знала, что они охотятся именно за тобой. Но я не дам тебепомереть. Мало нас на земле осталось, и если мы не станем помогать друг другу,то изведемся вконец. Ешь, не подавай вида.

Он ел очень медленно, чувствуя, как мурашки бегают по спинепод взглядами людей в углу. Женщина погремела сковородой, крикнула кому-то вдругой комнате, подбросила огня, вернулась. С метлой.

– Я велела, – шепнула она, подметая пол, –отвести твоего коня на гумно, за хлев. Когда начнется, убегай через ту вондверь, сзади, за рогожей. За порогом будь осторожнее. Возьми это.

Все еще как бы подметая, она подняла длинный стебель соломы.Незаметно, но быстро завязала на нем три узелка.