«В мае, — убеждает себя Джек, — он, должно быть, нашел яйцомалиновки, когда гулял по лугу, и положил его в холодильник. Чтобы неразбилось. Потому что в конце концов оно очень уж нежного оттенка синего,прекрасного синего, как характеризовала этот оттенок доктор Эвинруд. И яйцо такдолго лежало в холодильнике, что он про него забыл. Отсюда, теперь он этопрекрасно понимает, и иллюзия: посыпавшиеся на него красные перышки!

Для всего находится причина, даже если докопаться до нее нетак уж и просто; успокойся, расслабься, перестань вести себя как вертлявыйиндюк, и причина, возможно, выплывет на поверхность».

Джек наклоняется над раковиной и, чтобы освежиться внешне ивнутренне, набирает холодной воды в сложенные лодочкой ладони и выплескивает еена лицо. На мгновение очищающий шок смывает и испорченный омлет, ибессмысленный телефонный звонок, и стробоскопические видения. Пора надеватьконьки и отправляться в путь. Через двадцать пять минут лучший друг ДжекаСойера и единственный человек, которому он полностью доверяет, выйдет изблочного здания KDCU-AM и, прикурив от золотой зажигалки, направится по дорожкек Пенинсула-драйв. Обостренные органы чувств подскажут ему, где ждет пикапДжека Сойера, точным движением руки Генри Лайден найдет ручку, откроет дверцу ивлезет в кабину. Легкость, с какой ориентируется в окружающем его мире этотслепой, иной раз кажется фантастической. Такого зрелища нельзя пропустить.

Джек его и не пропускает, потому что, несмотря на трудностикоторые ему пришлось преодолевать все утро, поездка обошлась без происшествий,разве что красота окружающей природы не столь радовала его. В 7.55 пикап Джекаостановился на Пенинсула-драйв, напротив дорожки, тянущейся к зданию KDCU-AM,за пять минут до выхода его друга в солнечный свет.

Генри всегда благотворно действовал на него. Одного видаГенри хватало, чтобы у Джека поднималось настроение. Конечно же, Джек не былпервым в истории цивилизации мужчиной (или женщиной), кто под влиянием стрессана мгновение терял связь с реальностью и забывал, что его (или ее) матьзакончила земной путь и отбыла в высшие сферы. Придавленным стрессом смертнымсвойственно обращаться к матерям за утешением и поддержкой. Этот посылзакодирован в нашей ДНК. Услышав эту историю, Генри посмеется и посоветует несходить с ума.

С другой стороны, стоит ли посвящать Генри в столь абсурднуюисторию? То же относится и к яйцу малиновки, тем более что Джек не рассказывалГенри об иллюзии обрушившегося на него перышкового урагана и ему не хочетсявновь пережевывать эту несуразицу. Живи настоящим; не тормоши прошлое, спокойнолежащее в своей могиле; держи хвост пистолетом и обходи грязные лужи. Необращайся к друзьям за психотерапией.

Он включает радио, нажимает кнопку KWLA-FM, университетскойрадиостанции в Ла Ривьере, родному дому Висконсинской крысы и Генри Шейка,Шейка, Шейка. От музыки, раздавшейся из скрытых динамиков, волосы на рукахвстают дыбом:

Гленн Гулд, сверкая широко раскрытым внутренним глазом,наяривает что-то из Баха, Джек только не может сказать, что именно. Но ГленнГулд, но Бах, это точно. Возможно, одну из фуг.

С футляром для си-ди в руке Генри Лайден выскальзывает изскромной двери в боковой стене здания радиостанции, выходит в солнечный свет ибез малейшего колебания начинает неспешно шагать по выложенной плитами дорожке,четко прикладываясь резиновыми подошвами замшевых темно-коричневых туфель ксередине каждой последующей плиты.

Генри… Генри — это нечто.

Сегодня, отмечает Джек, Генри в наряде владельцамалазийского тикового леса, красивая рубашка без воротника, поблескивающие насолнце узкие подтяжки, дорогая соломенная «федора».

Если бы Джек не стал своим в жизни Генри, он бы не знал, чтостабильно изысканная безупречность одежды Генри обусловлена тщательной,учитывающей все мелочи, системы, с давних пор разработанной и внедренной вогромной комнате, служащей ему гардеробом, Родой Гилберстон Лайден, умершейженой Генри. Все его вещи были разложены соответственно сезону, стилю, цвету.

Постепенно Генри запомнил, где что находится. А потому,пусть и слепой от рождения, неспособный определить, что к чему подходит, а чтонет, Генри всегда одет со вкусом и в тон.

Из кармана рубашки Генри достает золотую зажигалку и желтуюпачку «Американ спирите», прикуривает, выпускает облачко дыма, которое солнцесразу окрашивает в цвет молока, при этом не сбиваясь с шага.

Розовые кривоватые буквы крика души: «ТРОИ ЛЮБЕТ МАРИАНН!ДА!» поперек щита с названием радиостанции на лужайке предполагают, что: 1)Трои проводит много времени, слушая KDCU-AM, и 2) Марианн тоже любит его.Порадуемся за Троя, порадуемся за Марианн. Джек аплодирует проявлению любви,пусть даже выраженному розовым спреем, и желает влюбленным счастья и удачи. Вголову приходит мысль о том, что в данный момент, если бы он и мог сказатькому-нибудь «люблю», то только Генри Лайдену. Не в том смысле, в каком Троилюбет Марианн или наоборот, но он все равно любет Генри, в чем теперь у него неостается ни малейших сомнений.

Плиты дорожки выводят Генри к каменному бордюру. Его пальцысжимаются на металлической ручке, он открывает дверцу, забирается в кабину,садится на пассажирское сиденье. Чуть наклоняет голову, прислушиваясь.Поблескивают темные стекла его «авиационных» очков.

— Как тебе это удается? — спрашивает Джек. — Сегодняпомогала музыка, но ведь музыка тебе не нужна.

— Мне это удается, потому что у меня абсолютный, абсолютныйнюх. В этом меня сегодня еще раз убедил наш покуривающий травку практикант,Моррис Розен. Моррис думает, что я — Господь Бог, но мозги у него, похоже,варят, раз он додумался, что Джордж Рэтбан и Висконсинская крыса — один и тотже человек. Я надеюсь, что юноша будет держать рот на замке.

— Я тоже, — соглашается Джек, — но я не позволю тебеувильнуть от ответа. Как тебе всегда удается так ловко открывать дверь? Нешарить по дверце в поисках ручки, а сразу хвататься за нее?

Генри вздыхает:

— Ручка говорит мне, где находится. Элементарно. Мнеостается лишь слушать.

— Ручка издает звук?

— Не такой, как твоя созданная по последнему слову техникирадиосистема или концертный рояль, на котором исполняются «ВариацииГольдберга», разумеется, нет. Больше похоже на вибрацию. Звук звука. Звуквнутри звука. Разве Даниэль Баренбойм не великий пианист? Ты только послушайего — звенит каждая нота. Хочется поцеловать крышку его «стенвея». Ты толькопредставь себе, какие у него мышцы кистей.

— Это Баренбойм?

— Да, а кто же еще? — Генри медленно поворачивает голову кДжеку. Саркастическая улыбка изгибает уголки его рта. — Ага. Понятно. Ты,должно быть, вообразил, что слушаешь Глена Гулда.